Драка была яростной и короткой, толпа маргиналов, вдохновленная первыми двумя сбитыми "шкафами", кинулась, кто с колами, кто с камнями на подмогу, нас бродяг было больше, только весили мы в целом меньше. Я вырвал цепь у одного из "сбитых летчиков" цепь, и исход драки стал ясен. Разлетелись и свои и чужие. Последнее что я помню, это тяжесть на плечах и желание наступить на лысую голову, так, чтобы она разлетелась как гнилой арбуз, и вкус крови, вкус реальной крови во рту. А дальше очнулся, когда уже лежал придавленный сверху чем-то очень тяжелым. Я стал ворочаться, чтобы вылезть.
— А сабако, заворочилси-та, — загугнил Леха.
— епт, слезьте, уроды, — выдохнул я.
Я почувствовал, как костлявые тушки вскочили с меня, и множество рук отцепилось от моих ног, я поднялся и стал выплевывать землю вперемешку с кровью.
— Вы чего, охренели? — было зашумел я, отряхиваясь. Но шуметь было особо не на кого, толпа маргинальная, перемотанная и побитая, воодушевленно, но, в то, же время, с тихим ужасом почтения смотрела на меня. Только Заумь смотрел с явным любопытством. Все молчали, молчание было любопытным и сопящим, кто-то хлюпал разбитым носом, кто-то возился, прилаживая оторванные рукава и прочие запчасти, кто-то вовсе был уже сикось-накось перевязан тряпьем. Михей стоял напротив и очень внимательно смотрел мне в глаза, я не отводил взгляда, я мог теперь мог смотреть в глаза. После нудной шебуршащей паузы Михей заговорил.
— О, этт ты земеля ахренел, но этта, если ба ты не ахренел, то нас ба как свинок на мяско бы разделали, — я огляделся. Маргинальная общественность в полном покоцаном торжестве, вместо блестящих лысин, только лужи крови и цепи.
— Ты, дарагой, садися, водочки выпей, и рассказывай, дарагой, как ты к нам, и кто ты есть, — прохрипатил Михей, — очень интересно нам стало, чтош ты такое.
— А че рассказывать, человек я вот и все, — я не стал присаживаться, водки совсем не хотелось. От звона в голове трескался череп. Звон был высокий и пронизывающий.
— Ну-ну, человек, — Михей сощурился, — не простой ты человек, недавно ты тут и не был ты ни в каком Орле, как заливал, и не ехал ты електричками до Москвы, — Михей вроде ждал, — Ну, дык тебе виднея.
— Да уж, явно не в Орле таких зубодробил растят, — с интересом сказал Заумь, — даже если и в Орле, не, я конечно слышал, что у кого с башкой нелады, те обычно физической силой компенсированы, но чудак обученный ты, не так, как медведь, ты, браток, профессионально срубаешь. Очень отточено, прямо как в кино.
Я огляделся, бродяцкая моя братва смотрела на меня как на бога, а Леха и вовсе скалился во все тридцать два отсутствующих зуба. Надо было идти, потому что говорить не хотелось, нечего говорить. Никто я из ниоткуда. А уж что я за человек, я и вовсе не знал. Я еще постоял, огляделся и решил уходить.
— Леха, завтра как договорились?
— А-то, как скажишь, начальник, я как штык-та буду, я теперь с тобой куда скажь, хошь в женскую-та баню, — довольно заржал Леха. Его лошадиное гортанное ржание покатилось тихонько по зрителям.
Я махнул на него и пошел, пошел в свою скворечню, кулаки саднило, ломило правое плечо. Но в целом я был как струна, натянут и готов выпустить все, что во мне накопилось, что-то во мне проснулось, хотело дать волю зверю, который не напился крови, я и сам не знал, откуда он, но этот зверь вытеснил большую часть страха из моего ливера. Я уже не жался к заборам и кустам. Я просто шел по улице, и мне было плевать на все, я не боялся, я почувствовал силу, свою силу. Я, я, я, я, какой-то новый я прорезался на свет. Шел и свистел. Вот так вечер, вот побухал, я оказывается страшный человек, я, видишь, оказывается, могу один против целой толпы кинуться, а главное — умею, вот откуда я умею, и еще я умею свистеть, душевно так, прям мелодия какая-то.
Шел долго, не наискосочки и по заулочкам, а по улице, задрав голову в небо. Ходил почти всю ночь, потому что внутри меня бесноватый зверь никак не унимался. Умотав себя бесцельной ходьбой, двинул к скворечне. Постепенно и сердце перестало бить в виски, и зверь улегся на дно души и засопел там, но теперь я знал, что я зверь, и я далеко не зайчишка серенький. Но кто, пока не понимал, а потому понял, что пора отключиться, что дозу нового ощущения себя я выпил на сегодня. И меня опять потянула мысль, что завтра мыться.
Подскочил это не то слово, меня подбросило первым лучом солнца. Сколько спал? Несколько мгновений, но встал легким. И помчался к палатке, выскоблил весь асфальт, выволок ночной мусор, машина с товаром еще не подъехала, и Арега не было еще, в магазинчике сидела девушка продавщица. С продавщицами я не общался, вернее они со мной, только морщили свои красивые носики при виде меня, теперь я точно знал, от чего. Просто давно пора помыться. Сходил, принес несколько ведер песка, отсыпал колеса тонара, и присел на ступеньку покурить. Вскоре подъехал хозяин.
— Привет, Арег!
— А, привет, Саня, во ты уже тут наработал, чего рано так? — почему я стал Саней, я не знал, но надо было как-то назваться.