Коббл Хилл

Но отец поддержал выбор Шай. Первый год ей было непросто. Иногда Шай чувствовала, что это очень странно – учить язык, на котором никто не говорит, и подумывала о том, чтобы переключиться на китайский. Теперь же Шай была рада, что не сделала этого: на втором году обучения латынь в школе Финни преподавал мистер Стреко. Да, у него были усы, в которых иногда оставалось немного засохшей пены от капучино, и да, он носил один и тот же светло-серый свитер с треугольным вырезом, на котором почти каждый день можно было обнаружить кусочки еды и кошачью шерсть. На его предплечьях были татуировки, которые Шай не могла разглядеть из-за росших там очень густых и темных волос. Но мистер Стреко страстно увлекался латынью – настолько страстно, что Шай тоже начала испытывать страсть к ней, хотя другие ученики, глядя на него на уроке, просто закатывали глаза.

Она возненавидела свою новую школу с самого начала. Шай была там такой же чужой, как мистер Стреко и его латынь. Они закатывали глаза при виде ее кроссовок (мама принесла с работы лишнюю пару от Gucci). При ее позорной попытке объясниться с официантом (Что, черт возьми, такое «цыпленок Баффало»?). И когда поняли, что она не умеет играть в баскетбол и волейбол, – тоже. Шай спрашивала, где можно выпить чашку чая, – они опять закатывали глаза. Теперь, год спустя, мистер Стреко все изменил. Она чувствовала себя словно редкая бабочка, выбравшаяся из кокона в его классе.

Сегодня латынь была как раз перед обедом. Они пытались перевести «Любовные элегии» Овидия – стихи о любви.

– Грех, грех, грех – у кого было про грех? – требовательно спросил мистер Стреко. Его карие глаза вспыхнули ярко-оранжевым блеском, а пушистые черные усы печально и в то же время сексуально опустились к уголкам рта.

Шай задумалась, сам ли он подстригает усы или еженедельно посещает барбера.

– Это отличная цитата, – сказал он. – Вспомните ее в День святого Валентина.

– Я не могу жить ни без тебя, ни с тобой[16], – перевела Шай. Ее долговязое хрупкое тело дрожало от усилий, которые требовались, чтобы сохранить безразличный взгляд и ровное звучание голоса.

– Да! – мистер Стреко улыбнулся ей, показав ровные перламутровые зубы. Его идеально загнутые черные ресницы чуть дрогнули. Стрела любви пронзила ее сердце, едва не сбив ее со стула. – На завтра переведите следующие четыре строчки. Старайтесь использовать сердце и разум, а не словари. Помните, что это поэзия, а ей больше свойственна логика эмоций, но не рассудка.

Ни один другой учитель не говорил ничего подобного. Никто этого не делал. Она могла слушать его часами, но урок закончился, и остальные школьники уже собирали свои вещи. Шай медленно складывала книги в рюкзак. Она собиралась проследить за мистером Стреко и посмотреть, чем он занимается в обеденный перерыв…если, конечно, она придумает, как сделать это незаметно. И еще она хотела убраться к черту из этого здания, чтобы не встретиться с мамой.

Встреча родителей с директором и учителями должна была состояться только через пятнадцать минут, но Шай уже слышала, как голос матери эхом разносится по коридору. И слова были знакомые – это же самое она вчера говорила отцу. Шай подслушала их вчера вечером, когда чистила зубы: «Чем, интересно знать, она занимается весь день? Другие девушки играют в командах или ходят на уроки танцев. Она же ничем не интересуется и ни с кем не общается. Я не знаю точно, что это значит, но разве в этом возрасте не ходят на тусовки? Она ест только хлеб и пьет только колу. Я целый день пыталась питаться так же, как она, и мне стало так плохо, что пришлось прилечь. Она такая худенькая. Я просто хочу, чтобы у нее были свои интересы».

Шай не то чтобы ненавидела свою мать. Она ненавидела, когда та вмешивалась, осуждала, присваивала себе ее жизнь. Как будто была настолько неуверена в себе, что оценки ее дочери, ее поведение, внешность, ее друзья – все это было в первую очередь способом показать, что Венди хорошая мать. Почему ее это так волновало? Подобное поведение невероятно раздражало.

Мистер Стреко прошел по коридору, а затем скрылся в кабинете латыни. Шай уже собиралась пересмотреть свои планы, когда он снова появился в зеленом жилете и круглых зеркальных солнцезащитных очках. Учитель собирался уходить.