– Все еще делаю что? – Стюарт перестал чесать голову и засунул руки в задние карманы брюк. Его черные джинсы фирмы Levis сидели на нем слишком свободно, как будто они принадлежали кому-то другому, хотя он носил их с двадцати лет. Неужели теперь, когда ему уже под сорок, его мышцы начинают терять рельеф? На самом деле Стюарт не занимался спортом, просто много ходил пешком. Джинсы тоже были в довольно хорошем состоянии, без дырок, молния все еще работала. Когда он стал задумываться о том, что ему нужны новые джинсы?
Мэнди сложила руки на груди, которая все еще была массивной – даже больше, чем в старшей школе, – и улыбнулась своей лисьей жемчужной улыбкой. Она регулярно пользовалась полосками для отбеливания зубов, и они работали. Но ее красота, ее грудь и улыбка почему-то его смущали. Как будто его песни, может, и имели глубокий смысл, но сам он был легкомысленным и поверхностным и женился на такой же легкомысленной красотке. И ее имя – кого вообще в наше время так называют?
– А ты не слишком взрослый, чтобы рассматривать себя в зеркале?
Стюарт снова посмотрел на себя, а затем на ее насмешливое отражение. Мэнди еще была в постели. Ее не- вероятно блестящие, шелковистые черные волосы – Мэнди каждую пятницу делала себе маски с горячим маслом VO5 – были спутаны сзади от постоянного лежания. По крайней мере, Стюарт уже встал и оделся. Тед тоже уже проснулся, оделся и теперь ел хлопья и смотрел мультик. Мэнди же просто лежала в кровати.
– Мне тридцать шесть. Ну и что с того? Я не могу смотреть на себя?
– Просто говорю, – ответила Мэнди.
Она много чего говорила, лежа в постели.
– По-моему, сейчас ты даже симпатичнее, чем когда играл в группе, – добавила она, как показалось Стюарту, не слишком убедительно.
Группа Стюарта под названием Blind Mice входила в первую двадцатку списка
Недавно, развлекая Теда, он вдруг снова почувствовал желание играть. Стюарт даже подумывал о том, чтобы опять собрать группу и записать детский альбом, но он не был готов стать
– Какие планы на сегодня? – привычно спросил Стюарт, как спрашивал изо дня в день уже несколько недель подряд.
– Все то же, – сказала Мэнди, лежа в кровати. Это был тот же самый ответ, который она всегда ему давала.
– Пожалуйста, позвони доктору Голдбергу.
Уже больше месяца Мэнди обещала пойти к врачу и получить направление к специалисту. Дважды она «записывалась на прием», но возвращалась домой, пахнущая поджаренными рогаликами, и говорила Стюарту, что из-за ужасных пробок она пропустила встречу, однако беспокоиться не о чем, так как она выполняла все предписания врача, которые он дал Мэнди еще в июле, и сейчас все в порядке. Но на самом деле ничего не было в порядке. Ей стало намного, намного хуже.
– Сегодня, – настойчиво сказал он.
– Ладно, – зевая, ответила Мэнди.
Стюарт посмотрел время на кабельной приставке под большим телевизором с плоским экраном, который он установил еще летом.
– Тед снова опаздывает. Мне пора идти.
Мэнди нырнула обратно под одеяло.
– Я люблю тебя, – сказала она. – Ты такой горячий…
Тед учился в четвертом классе маленькой государственной начальной школы на Генри-стрит, куда принимали только детей из этого района Коббл-Хилл. В августе Теду исполнилось девять лет, и он вполне мог ходить в школу сам, но Стюарт по-прежнему каждое утро провожал его по дороге на работу – отчасти по привычке, отчасти потому, что ему это нравилось. Три раза в неделю Тед оставался в школе на внеклассные занятия. Дети два с половиной часа проводили в спортзале или на школьном дворе (все зависело от погоды), а потом Стюарт забирал Теда из школы. Дважды в неделю Тед с группой мальчиков посещал клуб «Бруклинский стратег», где они играли в сложные настольные игры, например в «Колонизаторы», пока отец не приходил за ним. Каждый день Стюарт писал Мэнди, чтобы узнать, встала ли она и не хочет ли сама сходить за Тедом, но такого никогда не случалось.