Кобра клана Шенгай. Шаманка (СИ)

И тут же поняла, что если буду спокойна и невозмутима, как покрытая снегом вершина горы Фуджи, просто ничего не добьюсь.

Потому что меня… не почувствуют.

Дым, из которого состояли стены, начал медленно рассеиваться. Паутина стала видна четче. Как и создания, которые медленно передвигались по ней. Длинные суставчатые лапы, нелепые и настолько жуткие, что хочется орать. Нессиметричная головогрудь. Вспыхивающие ярким красным пламенем узкие глаза. В них было столько злобы, что можно залить всю Тайоганори, и ещё останется.

Несмотря на всю решимость, мои руки и ноги холодели от ужаса.

Я видела мадо-норои, которые хотели полакомиться молодой плотью. Я убегала от Сакура-онны, голова которой держалась на шее на одном лоскуте кожи вопреки всем законам природы. Я дралась с цуми, которые, кроме жажды крови, больше ни о чем не думали. Но…

Но никогда я не испытывала такого ужаса.

Потому что те, кто неторопливо приближался ко мне, были отвратительно… разумны. Они прекрасно видели мой страх и упивались им. Словно влезли мне в голову, вскрыв черепную коробку, и увидели всё, ради чего я сюда пришла.

Страх за Шичиро. Безысходность, толкнувшую на приход сюда. Смерти клана Шенгай. Желание Юичи сожрать нас, не подавившись.

Мою неуверенность, которую я так надёжно прячу за щитом безалаберности и лёгкой придури.

Паутина натянулась, задрожала. Донесся звон, будто кто-то вообразил её струной сямисена и захотел сыграть. Сыграть мою погребальную песнь.

Красные глаза вспыхнули, будто угли в объятиях пламени костра.

Глупая девчонка.

Недоучка.

Посмевшая вообразить себя шаманкой. Без единой капли крови тех, кто впускает в вены ночь.

Ты просто корм, девочка. Наш корм.

Сердце заколотилось, едва не прыгнуло в горло.

Отлично. Всё идет, как надо.

Главное, не думать, что челка уже липнет к взмокшему лбу, пальцы просто заледенели, а вдоль позвоночника проносятся мурашки. Даже дышать тяжелее стало.

Пауки медленно приближались. Или, правильнее сказать, цути-гумо.

Я быстро соображала: действовать надо быстро. Вырваться из кокона и рвануть вперед, подальше от жуткой вибрации паутины и звона невидимого сямисена.

Беда, что я не знаю, куда бежать, чтобы отыскать Шичиро. Было бы идеально, если бы я смогла дотянуться до него.

Чем дольше я стояла, тем четче осознавала, что тянуть не стоит. Потому, выхватив кайкэн из рукава, с криком кинулась на дымную стену, полоснув по ней острым лезвием.

Глаза кобры вспыхнули живыми аметистами. Из маленькой пасти донеслось шипение, скользнул раздвоенный язычок. Я кинулась в сторону, цути-гумо почему-то замешкались.

– С дороги шаманки клана Шенгай! Всех порежу к шиматтовой бабушке! – заорала я и стрелой кинулась вперед по толстенной, раскачивающейся в разные стороны паутинной нити.

Ступни то и дело норовили соскользнуть вниз, приходилось все время удерживать равновесие и при этом ещё скользящими движениями чертить кандзи и швырять в цути-гумо.

Те явно не ожидали такого выхода из кокона, думали уже отужинать перепуганной девчонкой, но она спутала им все планы, какие могла. Однако секундная заминка прошла, и цути-гумо, щелкая челюстями, кинулись за мной.

Теперь стало совсем не до кандзи. Только мчаться быстрее и быстрее, чувствуя, как начинает сбиваться дыхание.

Я выскочила в какой-то коридор. Ничего не разобрать. Паутина, паутина, паутина. И стены то есть, то нет. Всё перекручено, сплетено так, что разобраться не сможет ни одна прядильщица.

И кажется, что…

– Шичиро! – звонко крикнула я, а потом тут же исправилась: – Учитель!

Щелчок возле уха. Увернуться. Полоснуть огнем рёку. Тут же вздрогнуть от шипения и увидеть гаснущие навек красные глаза.

Откуда-то сверху снова донесся звон.

Думай, Аска. Пауки могут вить свою паутину везде, но вот потолок – одно из их любимейших мест. Поэтому я посмотрела наверх. Невольно сглотнула. Ничего не разобрать, сплошные плетения переливающихся перламутром серых нитей. Во рту резко пересохло. Если я сделаю что-то не так, хотя бы одно неверное движение, то рухну вниз и потом вряд ли встану. Но выхода нет.

Шичиро – добыча. Большая и сладкая добыча. Поэтому его будут оберегать. К тому же эта паучья дрянь прекрасно понимает, что за ним придут.

Зажав кайкэн в зубах, я ухватилась за ближайшую нить, которая поднималась ввысь, и начала карабкаться по ней, призывая всю рёку и ловкость.

Отключить мозг. Ползти. Выше, ещё выше. Ползти. Забыть обо всем.

Я – паук. Я – цути-гумо. Я – одна из них.

Перламутровая паутина больно врезалась в ладони. Главное – не до крови.

Внезапно вверху что-то мелькнуло. Чёрная ткань, рыжие пряди, свесившиеся вниз амулеты из камня и кости.

Шичиро!

Я не смогла сделать и вдоха, ибо черные глаза шамана, полные боли и какого-то немого укора, смотрели прямо на меня.

Губы кривились, словно он что-то хотел сказать, но не хватало сил. Он слабо дёрнулся, пытаясь высвободиться из пут.