Кобра клана Шенгай. Шаманка (СИ)

Янтарь превратился в огненный смерч. Вместе с желтыми лентами плясали-ярились черные. Черные!

Эйтаро не верил увиденному. Черное, это же…

– Господин, я… вы… – донесся дрожащий голос Ханако.

Но Эйтаро не повернул головы.

Желтые глаза медленно застилало тьмой. Живой. Голодной. Тьмой, которая много лет вынуждена была сидеть взаперти, а сейчас почуяла, что есть возможность сломать свою тюрьму.

Кожа начала белеть, превращаясь в пергамент. Черты лица заострились. Ногти вытянулись и потемнели.

Ханако судорожно охнула.

– Вон, – хрипло выдохнул Эйтаро, не отводя взора от своего отражения. – Кому скажешь – убью.

– Да, господин, да, – закивала она и спешно, подхватив сямисэн, выскочила из комнаты.

В доме госпожи Мидзуно умели хранить секреты клиентов. Поэтому какое-то время оставалось.

Но Эйтаро сейчас было не до этого.

Сердце стучало не так, как обычно. Гулко, четко, отдаваясь громом в ушах. Словно какой-то сумасшедший барабанщик принял его за гигантский барабан тайко.

На Эйтаро из зеркала смотрело чудовище, которое уже с трудом сохраняло человеческое обличие. Он приложил ладонь к гладкой холодной поверхности, будто пытаясь убедиться в реальности увиденного. Серьга снова вспыхнула огнем, требовательно и жутко.

Он находился в комнате утех дочери камелии, но что-то сильно и неумолимо тянуло его отсюда прочь. Эйтаро почти кожей ощущал гнев, страх, боль, отчаяние и… зов.

Зов, зов, зов.

До сумасшествия, до безумия, до невозможности мыслить.

– Ну, цуми с тобой, – прошептал он искаженными губами, впитывая взглядом черноту струящейся из янтаря рёку.

Той самой шаманской рёку, которую он влил вместе с Шичиро, когда они наполняли свои амулеты: серьгу Эйтаро и амулет Шичиро. Два шамана. Две рёку. Два друга, которые решили, что смогут помочь друг другу, когда встанет вопрос жизни и смерти. Однако потом Эйтаро лишили всего. И Шичиро за ним не пошёл. А он не стал об этом думать и выяснять, почему. И так ясно: у друга с рёку всё в порядке.

Только вот использовать свою рёку Эйтаро не мог уже много лет, после того как стал никем в племени. А рёку Шичиро – берёг.

Эйтаро почти коснулся серьги, но тут же кинулся к лежащей рядом катане. На рукояти и на серьге пальцы обеих рук сомкнулись одновременно.

И в тоже время его сжало, скрутило, вышибло воздух из лёгких. Из горла вырвался сдавленный хрип. По глазам ударила тьма – густая, дикая, жаждущая уничтожить, поглотить.

Эйтаро собрался с силами и полоснул по ней катаной. Раздался визг. Ещё удар. Ещё один – и вот уже щупальца тьмы отползают назад, словно не веря в происходящее.

– Прочь, – выдохнул Эйтаро и оглянулся.

Кругом темно, но… присмотревшись, он заметил серебристые нити, которые сплетались в странном, нечеловеческом порядке. Нитей было до ужаса много. Из них можно было сплести город размером с Шиихон.

– Эйтаро… – донесся едва слышный шепот. – Эйтаро…

И снова бешеные удары сердца. Только теперь они намного громче. Словно он приблизился к тому, кто зовет.

Эйтаро сообразил, что зов идет сверху, и поднял голову.

От увиденной картины стало нехорошо. Там, опутанный сотнями нитей, висел полуживой Шичиро. Нити проходили сквозь его руки и ноги, вплетались в рыжие волосы. И они не были серебристыми, как все вокруг. Нити, хоть как-то касавшиеся шамана, были темно-красными. Кое-где даже скользили рубиновые капли.

И ровно в этот момент над головой Шичиро загорелись злобные алые глаза. И тут же взлетела гигантская суставчатая лапа.

Глава 6

Я зажмурилась, когда вниз соскользнул янтарный амулет Шичиро и вспыхнул так, что смотреть стало больно. Это что ещё такое?

Сквозь полуприкрытые ресницы удалось разглядеть, как беззвучно шевелятся его губы, словно кого-то призывая. Янтарь начал крутиться вокруг своей оси, от него полетели огненные всполохи. В глазах шамана плеснула тьма.

А потом над его головой взлетела лапа цути-гумо.

Я заорала. И ровно в этот момент что-то взвилось черным смерчем возле чудовищного паука. Молнией сверкнуло лезвие катаны – лапа отлетела в сторону. Паук зашипел. Поток беснующейся тьмы рванул к нему, отшвыривая в сторону. Сотня игл, будто рожденных из ночи, метнулись к Шичиро, рассекая окровавленные нити, что тянули жизненные силы.

Я почувствовала жар, с размаху запустила вниз на пауков с десяток кандзи. «Пламя», «Пламя», «Пламя». Кто-то взвизгнул, кто-то сразу стал пеплом, кто-то кинулся наутёк.

Кумихимо высвободился, уцепился за паутину, давая возможность отбиваться от не испугавшихся пауков.

Отшвырнув очередную тварь, я бросила взгляд вверх. Там творилось что-то невероятное. Черный смерч не позволял хозяину цути-гумо взять передышку. Он резал, бил, протыкал, хлестал тьмой так, что я никогда подобного не видела.

Очередной кандзи с размаху влепился прямо между алых глазок подобравшегося ко мне паука. Тот захлебнулся визгом и полетел вниз.