Кочевники поневоле

– Присядь, – попросил он, кивнув на кресло за столом в кают-компании. – У нас есть ещё около часа, потом, возможно, на разговоры не останется времени. Я далёк от того, чтобы предписывать людям, как им жить. И я – не один из вас. По правде говоря, вмешиваться в то, что у вас происходит, у меня нет никакого права. Я и не стану. Хочу лишь сказать вот что: вашим миром, так же, как любым другим, правят деньги. Только они дают человеку возможность жить достойно и распоряжаться собой. Я пошёл на риск ради денег. Возможно, это дорого мне обойдётся. Если не хватит двигательного топлива, я буду вынужден заплатить огромную сумму за спасательную операцию в космосе. Но я хочу, чтобы ты знала: будь дело только в деньгах, я рисковать бы не стал.

Снежана, потупившись, молчала. Потом подняла взгляд.

– Спасибо, Хрис, – сказала она проникновенно. – Ты пошёл на это ради справедливости, я знаю. Даже если сейчас уже слишком поздно и людей зимы подавили и утопили в крови, я благодарна тебе и буду благодарна, сколько ещё проживу.

Христофор Папандреу досадливо махнул рукой.

– Не выдавай желаемое за действительное, – пренебрежительно бросил он. – Я – старый циник, справедливость и сострадание не пустые звуки для меня, но я не стал бы рисковать ради них своей шкурой и состоянием. Так вот: я сделал это в первую очередь ради тебя и лишь потом уже из-за денег. И как бы ни сложилось, я предлагаю тебе улететь со мной. Нет, это не матримониальное предложение, я не собираюсь ни на ком жениться. Но я заберу тебя. Поживёшь со мной, без особой роскоши, но пристойно, денег у меня хватит с лихвой. Отдохнёшь, в конце концов, и увидишь мир. Не ваш, заскорузлый и убогий, а великий мир, галактический. Через год, если захочешь, я верну тебя обратно.

Снежана закрыла руками лицо.

– Ты хочешь сказать, – прошептала она сквозь сомкнувшиеся на губах ладони, – что взял меня с собой не просто как игрушку для постели, а…

Христофор поднялся, привычным жестом пригладил усы.

– Давай вернёмся к этому вопросу через год, – предложил он. – А пока что дай мне слово. Что бы ни случилось, как бы ни сложились обстоятельства, следующий год ты проведёшь со мной, а не останешься там умирать ради принципов этой твоей справедливости. В конце концов, можешь считать, что жертвуешь ею, отдавая мне долг.

Снежана отняла ладони от лица, посмотрела на капитана в упор.

– Я согласна, – выдохнула она. – Спасибо тебе за всё.

Едва смолк рёв посадочных двигателей, Снежана выбралась из противоперегрузочного кресла и бросилась к иллюминатору.

– Ну-ну, полегче, – проворчал за спиной капитан Папандреу. – Часа полтора ещё подождём. Пыль, – пояснил он. – Не видно ни черта, кто там за бортом: твои или чужие.

Снежана обратила к нему искажённое нетерпением напополам со страхом лицо.

– Если чужие, – срывающимся голосом проговорила она, – если все погибли, я…

Она осеклась. Если все погибли, она останется жить и улетит в другие миры, она дала капитану слово.

– Не переживай. – Папандреу приблизился, обнял Снежану за плечи, на секунду крепко прижал к себе, потом отпустил. – Если даже вы проиграли войну, наверняка остались пленные, их можно будет обменять. Без внешней торговли ваш мир не просуществует и года, я выставлю ультиматум.

– Спасибо тебе.

– Скоро слово «спасибо» станет превалирующим в твоём лексиконе, – добродушно подначил Папандреу. – Ладно, побудь пока тут, мне надо отдать кое-какие распоряжения. Справишься?

Снежана кивнула и вновь прильнула к иллюминатору.

«Ну, давай же! – подгоняла она упорно не желающую рассеиваться пыль. – Быстрее, прошу, умоляю, быстрее же!»

Минуты растянулись и текли медленно, словно глумились над ней. От напряжения на глазах непроизвольно выступили слёзы, Снежана сердито смахивала их тыльной стороной ладони. Ей казалось, что взглядом она тщится пронзить, разрезать, растолкать равнодушную взвесь. Время едва ползло крапчатой черепахой, что водятся в прибрежных заводях, но, наконец, в пыли образовались просветы, и сквозь один из них удалось разглядеть размахивающую белёсым полотнищем фигуру. Снежана едва не взвыла, когда просвет затянуло и фигура исчезла. Затем она появилась вновь, на этот раз в какой-то сотне метров от корабля.

– Медведь, – ахнула Снежана. – Медведь!

Она сорвалась с места и помчалась по корабельному коридору к лифту. Счастье, чистое, незамутнённое счастье захлестнуло Снежану, заполонило, ей казалось, что она только что родилась заново.

Кабина лифта медленно ползла вниз, к трюму.

– Скорее, ну скорее же! – колотила Снежана кулаком в дверь. – Ну же!

Лифт остановился, дверь поползла в сторону. Снежана выскочила, угодив прямо в объятия к Папандреу.

– Наши, – выдохнула она. – Там наши, Хрис.