Кочевники времени

Медленно и бесславно был стащен наш корабль на землю ликующими казаками. Это были не те люди, что атаковали Екатеринослав, не имелось ни малейших сомнений в том, что они знали, какую роль мы сыграли во время казачьего штурма. Теперь я мог рассмотреть их получше. Большей частью это были низкорослые люди с густыми бородами, облаченные в самое разнообразное, причудливое, часто рваное одеяние. Все были с головы до ног обвешаны ружьями и патронными лентами, кинжалами и саблями, все были великолепными наездниками. Вся эта публика была объявлена вне закона, но их ни в коей мере нельзя было считать всего лишь бандитами.

Вскоре наше брюхо заскрежетало по земле. Корабль привязали к деревянной мачте, которая торчала на краю маленького, захваченного бунтовщиками поселка — вернее, жалкой деревеньки, состоявшей из одной улицы.

Мы смотрели вниз, на казаков, которые скалили зубы и отчаянно жестикулировали. Они были настолько счастливы захватом корабля, принадлежавшего центральному правительству, что, казалось, не испытывали злобы лично к нам. Я сказал об этом Пильняку.

— Я того же мнения, — ответил он. — Они нас не ненавидят. Но это последнее, что удержит казака от желания зарубить вас, если ему это придет в голову.

Я понял, что мы находимся куда в большей опасности, чем я первоначально предполагал. Казаки не признавали никаких конвенций о статусе военнопленных, и доживем ли мы до следующего рассвета — вопрос весьма спорный.

Капитан Леонов оставался в своей каюте. Когда мы выглянули к тем, кто взял нас в плен, напряжение в гондоле заметно возросло. Мы слышали, как снаружи люди скребут о камеру, смеются и обмениваются остротами с казаками на земле.

Наконец Пильняк взглянул сперва на меня, затем на других офицеров и сказал:

— Спустимся, как вы считаете?

Все согласились.

Пильняк отдал приказ спустить трап, и когда боковая стена гондолы поднялась, мы рядами один за другим спустились к казакам на землю.

Мы ждали чего угодно, только не ликующего вопля, который грянул нам навстречу. Казаки первыми признают в вас мужество, стоит лишь проявить его, а мы это сделали. Возможно, Пильняк знал об этом.

Только капитан Леонов отказывался покидать корабль.

Пильняк и я находились в первом ряду. Когда мы сошли с трапа, он подошел к ближайшему казаку и отдал честь.

— Добровольческого воздушного флота лейтенант Пильняк.

Казак сказал что-то на своем диалекте, до которого мои познания в русском языке еще не доросли. Он сдвинул шапку на затылок, отвечая на приветствие. Затем повернул лошадь, чтобы проложить для нас дорогу в толпе, и махнул нам в сторону деревни.

Мы решили не слишком переживать по поводу того, что стукнет в голову казакам, и колонной по двое направились на главную квартиру бунтовщиков. Пильняк улыбался, когда говорил, и я отвечал на его улыбку.

— Выше голову, старина. Это, кажется, то самое, когда бритты поднимают флаги?

— Толком не знаю, — ответил я. — Это было слишком давно.

Казаки, одни конные, другие пешие, густо толпились вокруг нас. Они были довольно грязны и многие откровенно пьяны. Никогда в жизни мне не доводилось обонять такое количество перегара. Некоторые из них, как мне показалось, недавно приняли водочные ванны. Они осыпали нас оскорблениями. Мы были возле первого дома деревни, когда толпа стала такой плотной, что мы не могли двигаться дальше.

В этот миг в хвосте колонны один из наших механиков ударил казака, и оба сцепились в драке. Наш тщательно соблюдаемый строй начал разваливаться.

Вероятно, нас разорвали бы на куски, если бы справа от нас пулеметная тачанка, влекомая лошадью, не разделила толпу. Один человек управлялся с маленькой тележкой, другой стрелял в воздух из револьвера и приказывал казакам расступиться.

С револьвером был Нестор Махно.

— Назад, злыдни! — кричал он своим людям. — Мы не испытываем ненависти к тем, кто заблуждался и служил государству. Мы ненавидим лишь само государство.

Он улыбнулся мне со своей тележки:

— Привет, капитан Бастэйбл. Решили влиться в наши ряды?

Я не стал возражать.

— Мы идем к вашему лагерю, — сказал я. — Мы признаем себя вашими пленниками.

— Где торчит ваш командир?

— В своей каюте.

— Дуется на меня, небось. — Махно закричал казакам на диалекте, ряды вооруженных, буйных и пьяных людей снова стали разделяться, и для нас опять открылся проход. Тачанка Махно приблизилась к большому зданию школы, над которым развевался флаг мятежа: желтый крест на красном фоне. Он сделал знак мне и Пильняку присоединяться к нему и сказал остальным нашим людям, что в близлежащей церкви они получат койку и обед.

Нам не хотелось расставаться с остальными офицерами, но выбора не было.

Махно соскочил с тележки и легким кивком пригласил нас к зданию школы. В большой классной комнате нас ожидали несколько казачьих предводителей. Они были одеты куда роскошнее, чем их люди, в богато вышитые рубахи и кафтаны с множеством золота и серебра на одежде и оружии.