– Да… Вечером, перед тем как Маленького принца ужалила змея, он предупредил своего друга летчика:
Я заметил, что в уголках глаз у Анди блеснули слезы. И только теперь осознал, до чего похоже уходят Сент-Экзюпери и его маленький белокурый герой. И надолго замолчал, потому что мне нечего было сказать.
Мы всё летели и летели над пустым морем… и наконец показались первые огни континента. Тысячи огней. Контраст с океанской пустыней был ошеломляющим, как будто все американцы собрались на Восточном побережье.
Анди вытерла слезы, радуясь встрече с Америкой.
– Люди занимают на Земле не так уж много места, – сказала она. – Сент-Экзюпери написал в «Маленьком принце», что если бы два миллиарда ее жителей сошлись и стали сплошной толпой, как на митинге, то все они без труда уместились бы на пространстве размером двадцать миль в длину и двадцать в ширину. Все человечество можно было бы свалить в кучу на самом маленьком островке в Тихом океане.
– Или на Манхэттене, – прибавил я, пролетая над первыми небоскребами.
XIV
– А побыстрее мы двигаться не можем? – спросила Мари-Сван. – Пилот вы или кто?
Я катил инвалидную коляску старой дамы по улицам Манхэттена. Мы двигались вдоль Центрального парка. Обрамлявшие тротуар исполинские вязы казались карликовыми на фоне башен на другой стороне улицы. Анди семенила следом за нами. Как только мы связались с Мари-Сван и назвали имя Око Доло, старуха тут же, воспользовавшись случаем, предложила показать нам город – при условии, чтобы ее коляску толкал послушный водитель. Она напевала
– Стоп! – вдруг приказала Мари-Сван.
Я остановил коляску у дома 240 по Сентрал-парк-саут.
– Отличная реакция, малыш, – похвалила меня Мари-Сван и вскинула руку, указывая на небоскреб.
Мы с Анди переглянулись. Старуха оказалась не только на удивление элегантной, но еще и лихой, и с характером.
– Вот здесь, – пояснила Мари-Сван, – Сент-Экзюпери два года снимал квартиру на двадцать седьмом этаже. Там он почти целиком и написал «Маленького принца». Я частенько его навещала. Мы устраивались на балконе, как раз над Центральным парком, и кидались в прохожих водяными бомбочками. Летом сорок второго, до того, как эта ведьма Консуэло уволокла его к морю, на Лонг-Айленд, в Бевин-хаус, этот ее маленький Версаль. Как будто он не мог дописать свою сказку на Манхэттене! Но можете мне поверить – он вскоре вернулся.
Мы оглядели скучную высотку грязно-коричневого цвета.
Мари-Сван хлопнула по подлокотникам своей коляски:
– Ну, поехали, что вы там, уснули, что ли? Гоните прямо.
Мы направились к Эмпайр-стейт-билдинг. Навстречу нам по широкому тротуару бежал голый по пояс и мокрый от пота накачанный мужчина в джоггерах, рядом трусил боксер на поводке. Мари-Сван свистнула, приподнимая шляпку, Ганнибал залаял, боксер тоже, и только бегун даже не обернулся.
– Люди стали очень невоспитанные, – заметила Мари-Сван.
Еще километр – и я поставил коляску на тормоз у подножия Эмпайр-стейт. За стеклами двери виднелись мраморные плиты пола и позолоченные лифты. Мари-Сван вывернула шею:
– Вот! Это моя квартира. Мы с Антуаном развлекались, запускали из окна бумажные самолетики. Они входили в штопор, делали три мертвые петли и падали в водосточный желоб. Авария, как у Тонио! Вам не кажется, что для летчика он был слишком рассеянным? Разве можно было позволять ребенку управлять самолетом!
Мари-Сван поздоровалась с тремя роскошными дамами, выходившими из дверей. Три раза поздоровалась, и трижды тявкнули собачки.
Дослушав концерт карликовых пудельков, Анди обошла коляску и встала перед старухой:
– Вы в самом деле знали Антуана де Сент-Экзюпери?
Мари-Сван улыбнулась:
– Конечно, детка! А вы как думали? Если бы не я, Тонио не написал бы эту сказку! Я вам даже больше скажу,
Она засмеялась, будто дверь заскрипела, и трижды стукнула кольцом по металлическому поручню:
–