Код 93

Обнаженный, вытянувшийся на животе и прочно привязанный к столу главной комнаты, Бебе проснулся с жестокой головной болью, вцепившейся в верхушку его черепа. Сперва он обнаружил, что находится в комнате, погруженной во тьму, затем почувствовал на лице прикосновение ткани, от которой отражалось, возвращаясь назад, его дыхание, горячее, чем кожа. Когда сняли мешок, сетчатку обжег яркий свет; он много раз зажмурился, прежде чем привыкнуть к нему. Кулибали видел только пол, покрытый коричневыми плитками и, подняв голову так высоко, как только мог, — комнату, отделанную камнем и деревом, огромную, но теплую из-за огромного камина, который он заметил чуть позже. С этим типом у Люка не было никакого желания говорить, и тишина, в которой должна была происходить сцена, была разрушена лишь вопросами без ответа со стороны его новой жертвы. Без собеседника они скоро прекратились и сменились нескончаемым потоком оскорблений. Люка погрузил руки в кожу полуразведенных бедер и крепко схватил член и яички. Обвязал основание крепкой веревкой, потом еще и еще, сжимая все сильнее. Фиолетовый цвет, окрасивший задушенные гениталии, сделался темным и зловещим. Причиной парализующего страха его огромной добычи, распластанной на столе, были скорее предчувствия, чем реальная боль. Закончив свой букет из плоти, Люка сжал яички и потянул назад как можно сильнее, а затем отрезал одним взмахом ножниц. Крови было совсем немного. Бебе заорал, как смертельно раненный.

* * *

Благодаря школьным учебникам своего брата Сультье смог составить список того, что содержалось в аптечке матери, и предусмотреть правильные дозировки. Одновременно ему удалось прийти к выводу, что Камилла могла бы и не покидать особняк, чтобы поймать кайф: ей нужно было всего лишь порыться в том, что уже было в ее распоряжении. На вес примерно 95 килограммов он рассчитал нормальную дозировку барбитуратов, затем умножил на четыре из-за плотного сложения объекта.

* * *

Люка продемонстрировал гиганту бутылку воды, в которой были растворены барбитураты. Подобно тому, как магнитный полюс отталкивается от полюса с тем же зарядом, Бебе отворачивался всякий раз, как горлышко оказывалось перед ним. Он больше не производил впечатления, не мог напугать. Он был всего лишь тихо плачущим мальчишкой, повторяющим свои бесконечные и бесполезные «почему».

— У тебя остается черешок. Могу и его отрезать.

Довод подействовал — Бебе выпил большими глотками.

* * *

Не прошло и пятнадцати минут, как великан закрыл глаза, а Люка приступил ко второй части диптиха. Он натянул на жертву белый свитер с тремя дырками от пуль и с помощью инвалидного кресла загрузил монстра в «Лендровер». Затем направился к заброшенным складам в Пантене. Во время ночной подготовки Люка выяснил, что сторож никогда не отлипает от портативного телевизора, а у сторожевой собаки нет ничего общего с Цербером. Во всяком случае, он предусмотрел, чем занять животное, если оно станет слишком навязчивым. Лакомство, чтобы держать его подальше. Которое он только что отделил от Бебе Кулибали.

51

Было достаточно двух экстренных выпусков новостей, чтобы в жизни месье Симона произошел радикальный поворот. В первом рассказывалась история, где были смешаны кастрация и пробуждение во время вскрытия. Совершенно невероятная, она сперва вызывала улыбку, но затем Симон был заинтригован, узнав в газете лицо одного из знакомых Камиллы — черного великана, которого отнес к разряду нерегулярных связей.

Три дня спустя, когда месье Симон пытался брить свое морщинистое лицо, стараясь, чтобы было как можно меньше порезов, из маленького радиоприемника, подвешенного на ручке двери ванной комнаты, послышались утренние новости. Он слушал вполуха, пока не услышал, как диктор говорит следующее:

«Наконец исчез покров тайны относительно личности человека, обнаруженного сгоревшим в особняке коммуны Пре-Сен-Жерве. Франк Самой, тридцать один год…»

Имя подействовало на Симона словно электрический разряд. Он размышлял так быстро, насколько это было возможно. Четыре десятилетия, проведенные за одной и той же деятельностью, когда ему платили за то, чтобы вынюхивал, и за то, чтобы молчал, развили у него некоторую способность чувствовать, когда ветер меняет направление. Так как он сам их когда-то устанавливал, Симон хорошо знал о связях между Камиллой, похороненной с позором, Франком Самоем и Бебе Кулибали. Вопрос, который он сейчас задавал сам себе, — не подвергнет ли эта информация опасности его самого в самом ближайшем будущем.

Симон не был верующим, и заповеди Библии не соответствовали его жизненным принципам, менее суровым благодаря профессии; но он все же решил, что пришло время навестить город, где остались его корни. Самое время исчезнуть.

Часть четвертая

Хороши же мы оба — руки связаны, пасть заткнута…

Марк Фарель

52