Код Андрея Рублева

Работа заняла довольно много времени, но в целом я был даже доволен. Если бы не происшествие, мне вряд ли пришло в голову учить мальчишек крепить полки. А ведь каждый мужчина должен уметь работать не только головой, но и руками.

Наконец полкам придали первозданный вид («Лучше новых стали», — оценил Иван), и осталось только загрузить на них все, что низвергнулось на пол. На этом этапе процесс наведения порядка неожиданно застопорился.

Можно было, разумеется, просто распихать упавшие книги и альбомы на свободное место, но на беду оба мальчика оказались книгочеями. Стоило им взять в руки книгу, как они усаживались и принимались ее перелистывать, а потом и читать. А тут, в маленькой комнате, как на грех стояли полные собрания Майн Рида, «Борьба за огонь» и «Пещерный лев» Жосефа Рони-старшего с роскошными иллюстрациями, богато иллюстрированный Фенимор Купер, восемь томов Конан Дойля, полная, в трех книгах «Одиссея капитана Блада», академическое издание братьев Стругацких и тому подобное. В общем, я понял, что уборка в этой комнате затянется на века, и ушел готовить ужин.

Моего ухода никто не заметил.

К ужину эти крокодилы все же выползли, но вели себя как перекормленные гусеницы: глаза вовнутрь, реакция на внешние раздражители слабая.

На аппетите, впрочем, это не сказалось. Так что к концу процедуры заглатывания пищи, кровь отлила в желудок, и в глазах появился осмысленный блеск.

— Мы там такие интересные вещи нашли, — поделился Иван.

— Я догадался.

— И фотографии. Там знаешь, альбом был, такой старый, а в нем много-много фотографий. Мы стали их собирать и…

— Не понял, — озаботился я. — Что значит «альбом был»? Вы с ним что-то сотворили?

— Нет, ну что ты, — Иван с некоторым усилием допил второй стакан чая и замер, прислушиваясь к ощущениям в животе. — Просто он упал, и все из него вывалилось. А мы собирали.

— И что?

— Там штуку одну интересную нашли. — Иван тяжеловато поднялся и, грохоча тапками, умчался в комнату, где они наводили порядок. Вернулся он практически мгновенно и, тщательно осмотрев стол на предмет сухости, выложил обещанную находку. — Вот.

Я взял фотографию в руки.

Мда, действительно. Это был один из самых старых и самых загадочных снимков в нашем семейном архиве. На оборотной стороне виднелась пометка, сделанная карандашом — 1943 год. И еще надпись: «Марии 23 года».

См. рис. Любовь Марии

— Это по-настоящему военный снимок? — заглядывал мне в глаза Иван.

— М-м…

— Ну что, военный?

— А у вас в домашнем альбоме разве нет такой фотографии?

— Такой? — удивился племянник. — Не-ет.

— Тогда убирайте со стола, и пошли ко мне в комнату. Эта история длинная, мне нужно вам кое-что показать.

Любовь Марии

— Как видите, — неспешно начал я, — на снимке запечатлены двое военных: мужчина и женщина. Несмотря на то, что фотография черно-белая, знаки различия вполне прилично читаются: женщина — лейтенант медицинской службы, мужчина, судя по стрелкам на рукаве, — капитан.

— А как ты определил, что именно медицинской службы? — спросил Иван. — Лично я никаких эмблем типа чаши со змеей не вижу.

— Элементарно, Ватсон. Просто я знаю, что женщина на этом снимке — твоя прабабка. А она была военным медиком.

— Опа! А мужчина? Это мой прадед?

— Совершенно верно.

— А зачем ему лицо замазали?

— Видишь ли, в семье долгое время не знали как и при каких обстоятельствах погибла Мария. Лишь где-то в 70-х годах поисковики из Белоруссии нашли место захоронения и по солдатским медальонам восстановили имена.

Первоначально Мария была похоронена в деревне Мольча. Но в 1975 году, к 30-летию Победы братскую могилу решили перенести в более населенное место и построить там воинский мемориал.

После этого в семью твоего, Иван, отца пришло письмо с просьбой выслать для памятника фотографию Марии.

А снимок, который вы сейчас держите в руках, оказался единственным, где Мария запечатлена в военной форме.

Фотошопов в те времена не существовало, поэтому, чтобы выделить ее на фотографии, придумали закрасить все вокруг ее головы белой краской. А потом просто пересняли на отдельный кадр.

— А как же прадед? — спросил Иван, пристально разглядывая снимок на просвет. — Теперь у него лица почти что совсем не видно.

— Да. Я, помнится, когда впервые увидел это фото, даже думал отдать его реставраторам, чтобы осторожно сняли эту краску. Но потом завертелся с делами, забыл…

— А чем можно снять краску?

— Ну не знаю. Наверное есть какие-нибудь специальные составы, которые не повредят бумагу и изображение на ней. Может быть у химиков стоит спросить.

— А если художникам отдать? — Иван вертел снимок так и сяк, словно пытался заглянуть под белую полосу и разглядеть под ней все, что скрыто. — Могут же они попробовать восстановить недостающую часть, ориентируясь на то, что все-таки видно?

— Интересная мысль, — кивнул я. — И у меня, кстати, есть знакомый художник. Напомни мне…

— Погодите, — сказал Али и, протянув руку, решительно забрал фото. — А кто вообще наносил эту белую краску?