– Как знаешь, – равнодушно произнес Валентиныч и, уставившись на раскаленную спираль обогревателя, начал свой рассказ: – Сорок лет назад первые из «Альтернативы» совершили маленькую революцию, взбунтовавшись против ДОТовского плана, и остались на Скале жить. Поначалу никто из нас не считал Солнечный врагом. Скорее архаичным и закостеневшим родителем, но не врагом. Мы бренчали на гитарах и рисовали картины, а по вечерам собирались у костра обсудить планы на будущее. Обсуждать нам нравилось, но конкретные дела давались тяжелее. Что обязан продемонстрировать родителю ребенок, заявивший о самостоятельности? Способность выживать без внешней помощи! Хороши же мы были, если б остались на ДОТовском обеспечении. Поэтому первым делом «альтернативщики» принялись за выращивание собственных овощей. Вскоре выяснилось, что здешние земли не слишком-то плодородны, а мы не особенно ответственны и сноровисты. Делянки быстро приходили в упадок, картошка напоминала горох, не сильно отличались помидоры, да и корявенькие огурцы не радовали. Тем не менее что-то удавалось запасать, правда от ДОТовских поставок это не избавило. Тогда половина ребят из первой волны сдались. Они вернулись в город, перепрофилировались, а Скалу решили считать хорошим опытом, о котором следует помалкивать в обществе. Я все никак не мог смириться с неудачей. Для меня и сейчас ДОТовское планирование будущего сродни кафкианскому кошмару, где я – ничтожный винтик, бегущий по треку и не смеющий свернуть ни вправо, ни влево. Такими же соображениями руководствовались и другие из оставшихся на Скале. Мы с удвоенной энергией принялись за земледелие, сманили к себе парочку агрономов, и дело заспорилось. Но именно тогда началось охлаждение между нами и ДОТом. Город не простил Скале потерю своих граждан и к «Альтернативе» начал относиться как к заразе. С приходом новых ребят и девчонок, на единственном перешейке, соединяющем Скалу с внешним миром, появился КПП. Там не задерживают и не проверяют до сих пор, но он стал психологическим барьером, отсекающим колеблющихся новичков от нас. На КПП всегда работали доктора, пожарные и строители. Самые выдержанные и идейные. Такие, которые могли противостоять очарованию нашего общества, но в то же время помогать нам – лечить, ремонтировать, спасать. Золотой период! Я не знаю, почему и отчего, но «Альтернатива» только тогда напоминала союз свободных и равных людей, каждый брал все, что хотел, и уважал ближнего, но дальше… Дальше все покатилось под уклон… Взять Дока Брауна. Как я тебе уже говорил, он пришел сюда с КПП. Поначалу, как и все новички в оранжевых комбинезонах, проводил много времени в моем доме и тогда рассказал свою историю. Кажется, она является ключом к происходящему… Итак, молодой терапевт Борис Соколов, закончивший мед с отличием, начал взрослую жизнь по плану ДОТа. Его все устраивало: и работа, и девушка Рита – первая из списка, и друзья, и перспективы. Он чувствовал себя счастливым! Как любой молодой человек Солнечного, Борис много двигался, ходил на спортивные мероприятия, спектакли и обожал маевки, где в шумной компании можно было повеселиться, поболтать, поесть шашлычка. Шашлычок Док любил особенно! Контуры трагедии обозначились внезапно: на одной из маевок к Борису подкатил мех и сообщил, что ДОТ не рекомендует ему есть мясо, которое парень уже держал в руках. Док, по его словам, почувствовал такой приступ внутреннего возмущения, что приказал меху убираться, а сам решил съесть злополучное мясо во что бы то ни стало, из принципа. И не смог! Привычка повиноваться ДОТу оказалась настолько сильна, что он пришел в отчаяние. Настроение испортилось, и Борис, к у дивлению друзей, просидел в подавленном состоянии до конца праздника… Вечером того же дня мех доставил ему в квартиру медицинское предупреждение о вреде жирной пищи и неутешительный прогноз по будущим заболеваниям. Борис совсем потерял покой. Он вошел в состояние перманентного кошмара, о котором я тебе рассказывал в своем случае. С Ритой отношения разладились, подкралась депрессия. Он запросился в северные экспедиции, но, как назло, попал в межсезонье. В общем, командировали Бориса на КПП от безысходности. К тому моменту на Скале уже все неслось к чертям. Основатели, кроме меня, отошли – кто в мир иной, кто в дом престарелых, общество разделилось на нечеткие классы. Наверху разместился Виктор и его дружина, под ними остальные. Наверное, это закономерно, но в то же время ужасно. Когда Виктор влился в наши ряды, бывалые «альтернативщики» поспешили назвать его новым Че Геварой: мы ждали от него энтузиазма, энергии и авансом передали эстафетную палочку. Наверняка Витек вообразил, что это что-то типа скипетра; с тех пор никто его в обратном переубедить не сумел… Так вот, приехав как-то с КПП к заболевшему «альтернативщику», будущий Док Браун увидел, насколько неформально вели себя местные, увидел ребят, жаривших на костре мясо, и самое главное – никаких мехов вокруг, никаких предписаний! Дока покормили ужасно пережаренным и пересоленным шашлыком, самым вкусным в его жизни! И в светлой докторской голове щелкнуло. Можно, конечно, здесь посчитать, мол, продался человек за еду, сморщить нос, но, понимаешь, Док уверен, что это та самая свобода, ради которой кучка музыкантов в далеком прошлом затеяла свой уникальный концерт, что возможность потреблять канцерогены без навязчивого ДОТовского зуда – есть высшее проявление смелости, ответственности за личное «хочу во что бы то ни стало». Здесь ходит такая мантра – «принимать себя каким есть», – оправдывающая почти любые грехи, кроме вреда соседу. Я помню, что раньше в нее вкладывался совсем другой смысл. Дарья, например, стремится «принимать себя какой есть», исходя из способности самой вершить свою судьбу: выбирать мужчин, ошибаться, падать, вставать и идти дальше. С шишками и горьким опытом, но своим! Она, как стебелек степной травы, треплемый ветром, гнется, но не ломается и только крепчает. А ДОТ… Он добился в искусстве селекции поразительных успехов: вы, жители города, породистые произведения искусства, безупречные в заложенном предназначении, здоровые, но в то же время – неестественные! Как… роботы! Я был уверен, что когда-нибудь настоящие «природные» люди только на Скале и останутся. Теперь вижу, что если в городе дело идет к роботам, то тут – к первобытно-звериному строю. Только на Дарью да горстку таких как она вся моя надежда.