Код человеческий

Р1 подогнал к дивану медицинскую каталку, перегрузил на ледяной металл Марину и повез ее в глубины НИИ. Мех выполнял работу бесстрастно, как и положено умной железяке. Так же бесстрастно он фиксировал микроскопические подрагивания каталки от затухающих спазмов «груза» – Марина не могла не всхлипывать. Наконец по ее телу пробежала едва уловимая судорога, после которой подрагивания прекратились. Утилизационного цеха потрепанное изделие № 17, перешагнувшее порог Колмогорова, уже не увидело…

Ко второму этапу несколько мехов приступили немедленно. Остальные устремились дальше на юг, повинуясь командам ЦУПа. К Солнечному приблизились незваные гости, вооруженные до зубов, требовалось усиление линии обороны.

Глава 159

Игорь боролся. Немой травник навещал его вечерами, чтобы напоить горьковатым напитком и жидкой безвкусной кашицей да совершить санитарные манипуляции: поменять простыню, помочь с туалетом, вымыть. Травник не разговаривал, настаивал какие-то зелья здесь же, на окне, из-за чего и получил от такого же немого Игоря неозвученное прозвище.

Остальное время рядом с больным дежурила дочь травника – Мира.

Мирочка. Мирка. Еще ребенок ментально. Выразительные карие глаза с искорками, под ними естественные складочки кожи, придающие хозяйке не по годам мудрый вид; пухлые губы, аккуратный нос. Здесь вряд ли имелась косметика, поэтому пышные ресницы девушки Игорь без колебаний записал в естественные достоинства, как и слегка широковатые брови. У Миры длиннющие волосы, но она собирает их сзади во взрослую прическу с заколкой. На ней почти всегда один и тот же синий облегающий свитер с воротником под горло и парусиновые брюки, когда-то, наверное, защитного цвета, но теперь застиранные до бледно-салатового. На талии – потертый армейский ремень с зеленоватой бляхой со звездой, серпом и молотом. Одежда демонстрировала жилистое тело и излишнюю худобу хозяйки: все-таки здесь приходилось тяжеловато в плане выживания.

В присутствии гостя Мира постоянно улыбалась, пытаясь скрыть смущение и любопытство. Обычно она приходила утром, присаживалась в старое плетеное кресло у изголовья кровати и похлопывала себя по коленке. Милке вторичного приглашения не требовалось. Кот бесцеремонно заползал на руки предмету обожания, терся о них носом и включал фирменный маленький моторчик, выражая высшую степень блаженства.

– Какой тяжелый! Наверное, килограмм десять будет, – мягко говорила Мира в ответ на Милкины ухаживания. – Как же тебя зовут, животное, а?

При звуках ее голоса кот окончательно впадал в экстаз, мурлыкал что есть мочи и пытался лизнуть девушку в щеку. Она не мешала себя «целовать», поглаживая его шерстку и приговаривая почти шепотом ласковые слова.

Когда Милко засыпал, Мира робко заглядывала Игорю в глаза и, присев на краешек кровати, брала его руку в свои. Ненадолго и наверняка лишь в лечебных целях – чтобы ощутить долгожданное напряжение пальцев, подергивание кисти, свидетельствующие о выздоровлении. Затем она возвращалась к поглаживанию Милки и рассказывала о непонятных Игорю вещах вроде «навернувшегося карлсона, которого папа починить вряд ли сможет» или «северных людей, с которыми два года назад, к сожалению, потерялась связь». Первую беседу Мира провела весьма забавно – волнуясь, но с выражением четко и громко она продекламировала: «Меня зовут Мира. Мне двадцать шесть лет. Вы находитесь в Солнечном, и мы с папой вас вылечим!» – после чего залилась краской и поспешила выйти. Сценка так рассмешила, что Игорь почувствовал зуд в носоглотке, словно за мгновение до оглушительного чиха! Тот прорвал бы наверняка плотину оцепенения. Не случилось.

Мира дичилась еще долго, затем понемногу привыкла и теперь ее монологи выглядели спокойным самоотчетом, где парализованный Кремов служил уникальным поводом поговорить вслух. Ему нравилось слышать ее мелодичный голос, он исцелял. Бывало, непроизвольные мурашки волнами накатывали от лопаток к голове. Мурашки! «Жив, жив еще курилка!» – радовался Нерв. Пусть не состоялся «чих», но и эти волны удовольствия, пока угасавшие у затылка, рано или поздно разобьют проклятую плотину. Лишь бы Мире не надоело возиться с ним, лишь бы она продолжала говорить! О чем угодно – о маме и сестре, которых не помнит, но по которым ужасно скучает, о дефиците ткани на новое платье, о надоевших за зиму консервах, о «шаленом» Джиме – собаке отца, об усталости от одиночества и надежде на выздоровление «тебя, новый человек» (здесь она краснела и поспешно переходила на новые темы), о сокращении какого-то «жизненного окна». Неважно. Лишь бы звучал ее голос.

Напоследок Мира прикасалась рукой ко лбу Игоря, ненадолго запускала пальцы в его волосы, приговаривая, что он поправится, сможет ходить и еще что-то, чего он уже не мог разобрать, засыпая.

На смену маленькой комнатке в жилище травника и угнетающей неподвижности приходили кошмарные видения Солнечного…