Серафима лежала на полу. Глаза ее были закрыты, руки прижаты к животу, на лице, которое удивило Марусю желтизной, застыло страдальческое выражение. Маруся, присев, нащупала на шее Симы сонную артерию. Подняла глаза на Артемьева, в ответ на его немой вопрос отрицательно покачала головой.
– Ч-черт! – скрипнул зубами Юрий. – Причину можешь определить? Какой-то приступ? Сердце?
– Такая молодая… – всхлипнула Антонина.
Маруся проверила зрачки Симы. Расширены. Встав на колени, легонько надавила на грудную клетку и склонилась над телом. Запах изо рта. Едва уловимый, странный… неприятный.
Снова покачала головой.
– Не сердце, нет. Я не судмедэксперт, но похоже на… Юр, надо милицию вызывать.
Антонина охнула и прижала ладошку к губам.
– Ч-черт, – повторил Юрий. – Вызову из своего кабинета. Сюда никого не пускайте. И тут ничего не трогайте.
– Понимаем, не маленькие, – кивнула Антонина.
Маруся окинула комнатку взглядом. За несколько суток, прошедших с того памятного вечера, когда они с Серафимой пили чай с сушками, а потом тушили пожар, здесь ничего не изменилось. На застеленном клеенкой столике стояли пустая бутылка из-под кефира и любимая Симина чашка – красная в крупный белый горох. Рядом на блюдце лежала недоеденная булочка. Заглянув в мусорную корзинку, Маруся увидела там только смятую темно-зеленую крышечку из фольги – от пустой бутылки. Сима часто обедала кефиром, который покупала в ближайшем гастрономе. При виде надкусанной булочки у Маруси защемило в груди и защипало в носу… Что же здесь произошло?
Следственно-оперативная группа приехала быстро. Возглавлял ее все тот же неприятный Николай Малышев. Артемьев проводил прибывших в комнатку, где лежала Сима.
Увидев Марусю, Малышев крякнул и сморщился, как будто у него внезапно заболел зуб.
– И вы здесь, Мария… э-э-э…
– Васильевна я. Здесь, как видите, – сухо подтвердила Маруся.
– Почему-то я не удивлен, – хмыкнул Малышев. – Очевидно, у нас в городе без вас ни одно происшествие не обходится… Попрошу посторонних освободить помещение! – громко распорядился он. – Передайте там, чтобы никто никуда не расходился, после осмотра места происшествия будем опрашивать свидетелей.
– Перед тем, как вы начнете опрашивать свидетелей, я хотела бы вам кое-что сказать, – волнуясь, начала Маруся. – Мне кажется, что…
– Что вам кажется, скажете, когда я вас спрошу, – довольно резко оборвал ее Малышев.
Маруся обиженно умолкла.
Они с Антониной спустились в актовый зал. Там уж все знали о случившемся. Парни и девушки побросали свои занятия и сидели с мрачными лицами, лишь изредка вполголоса переговариваясь. Девушки из литкружка вытирали слезы.
– Марусь, как же это, а? – растерянно бормотала Антонина. – Чего это с ней, а? Что-то я никак в толк не возьму. Как это случилось-то?
– И я пока в толк не возьму, Тонь, – вздохнула Маруся. В носу снова защипало. – Может, товарищ следователь что-то выяснит и нам расскажет…
Однако пока товарищ следователь предпочитал не рассказывать, а слушать. Участников художественной самодеятельности по одному вызывали в кабинет Артемьева, который следственная группа превратила во временный опорный пункт. Каждого спрашивали, близко ли он был знаком с Серафимой Паниной, когда видел ее в последний раз, при каких обстоятельствах и в каком настроении, ладила ли Панина с начальством и коллегами…
Антонину Малышев позвал первой, зато Марусю оставил, по-видимому, на закуску. Наконец очередь дошла и до нее.
– Ну и? Ваш эксперт подтвердил отравление? – с порога требовательно спросила Маруся.
– Возможно, возможно, – Малышев побарабанил пальцами по столу.
Затем он задал ей почти те же вопросы, что и другим свидетелям. Выслушав – невнимательно, как ей показалось – ответы, снова забарабанил по столу.
– А вот поведайте нам, товарищ Левкова, не заметили ли вы в последнее время в поведении пострадавшей чего-нибудь особенного? – с непонятной ухмылкой спросил Малышев.
– Что вы имеете в виду?
– Ну, возможно, она была чем-то сильно расстроена. Переживала по какому-нибудь поводу. Может, наблюдались какие-нибудь… хм… отклонения, депрессия. Вы же врач, вам виднее. У Паниной ведь не было родни, верно? То есть в случае чего обратиться за помощью ей было не к кому…
– Почему же не к кому? У нас, как вам известно, человек человеку – друг, товарищ и брат, – отчеканила Маруся, – тем более наш гарнизон не такой уж и большой, все друг друга знают, в помощи никто никогда не откажет. Поводы переживать у Серафимы, конечно, были, но никаких таких отклонений я в ее поведении не замечала. Совершенно нормально Сима себя вела.
«А вот к чему ведет товарищ следователь, непонятно», – подумала Маруся. И тут ее осенило.
– Погодите-ка, – насторожилась она. – Вы намекаете, что Сима могла… сама с собой что-нибудь сделать?! Я понимаю, что версия о самоубийстве для вас, наверное, более предпочтительна, чем об уби… чем какая-либо другая…
– Но-но, гражданочка! Попрошу не перегибать палку! – Малышев привстал из-за стола, грозно сверля Марусю глазами. – Следствие само решит, что для него предпочтительнее.