Код доступа

Откусив от бутерброда, Маруся скользнула взглядом по просторному кабинету, уставленному добротной мебелью. Ее внимание привлек придвинутый к стене большой сейф. Черный, весом наверняка с полтонны, если не больше. Сверху на дверце, которую и дверцей-то назвать язык не поворачивается, скорее дверищей, надпись позолоченными когда-то буквами: «В. МЕЛЛЕРЪ». Ниже – кодовый замок, еще и замочная скважина. Сейф явно старинный, но неплохо сохранившийся. Где, интересно, Дремов такой откопал?

– Теперь к делу, – сказал Дремов, отодвигая от себя стакан в массивном мельхиоровом подстаканнике. – Мария Васильевна, ты, наверное, догадываешься, об чем речь. Не нравится мне это, ох, не нравится! Репутационные потери – само собой, ну да шут с ними, это сейчас не главное. Девушку жалко! Что ж это она? А ты ведь знала ее, Панину-то? Савчук говорил, вы с ней приятельницами вроде как были…

– Алексей Палыч и тут поспел, – констатировала Маруся.

– Ну а как иначе? Он мой зам, у него работа такая – держать, как говорится, руку на пульсе, а меня в курсе, – усмехнулся Дремов. – Ну так что ты об этом думаешь?

– Боюсь, Борис Евгеньич, что все еще хуже, чем вам кажется, – сказала Маруся. – Да, мы с Симой были приятельницами, я неплохо ее знала. Именно поэтому подозреваю, что она не добровольно ушла из жизни, ей кто-то помог.

– Да что ты?! Убийство? Прямо в нашем Доме офицеров?! – ахнул Дремов. – Этого только нам не хватало! А ты не обозналась ли, а, Мария Васильевна?

– Может, и обозналась, Борис Евгеньич. Я уже прямо потерялась в догадках, – честно созналась Маруся. – Думаю, думаю… Кто? И за что? Ума не приложу!

Внезапно она вздрогнула и схватилась обеими руками за край стола.

– Борис Евгеньич! А ведь это кто-то из своих!

– Что значит – из своих? – с тревогой посмотрел на Марусю Дремов. – Ты, Мария Васильевна, об чем?

– Сами подумайте, у кого была возможность беспрепятственно подняться на второй этаж и, улучив момент, подбросить в Симину чашку отраву? В Дом офицеров с улицы так просто не зайдешь. Там на входе охрана стоит, они всех сотрудников и участников самодеятельности в лицо знают. Кого не знают – документы спрашивают и в журнал прихода-ухода фамилию посетителя и время его входа-выхода записывают. В библиотеку и ту пускают по читательским билетам.

– Погоди-ка, но ты ведь сама говоришь, что и чужой может зайти, только должен документ предъявить.

– Верно! – Лицо Маруси просветлело. Она поняла, с чего нужно начать поиски убийцы Серафимы. – А это значит что? Что нужно узнать, кто там позавчера дежурил, и поговорить с ним. А вдруг выяснится что-нибудь интересное?

– Другой разговор! – Дремов придвинул к себе стакан с остывшим чаем, отхлебнул из него и поморщился. – Узнаю нашу неутомимую и неугомонную Марию Васильевну. А то что-то совсем ты, дочка, приуныла. Действуй! Моя помощь и поддержка тебе, ты знаешь, обеспечена. Я в тебя верю! Милиции с прокуратурами – это хорошо, они пускай работают, долг свой исполняют. Но острый глаз и ум… ни в каком деле не помеха, правда же?

Полковник заговорщически подмигнул, допил-таки остатки чая и со стуком поставил тяжелый подстаканник на стол – словно печать на невидимый документ.

«Острый глаз и ум своего человека», – вероятно, хотел сказать Дремов, но посчитал, что это и так понятно.

В глубине души Маруся даже немножечко возгордилась: сам начальник гарнизона ей доверяет и просит помочь с расследованием очередного странного дела! Есть, есть люди, способные по достоинству оценить Марусины дедуктивные способности! Слышал бы сейчас Дремова Малышев, запретивший ей заниматься «антихудожественной самодеятельностью» и «устраивать любительские расследования». Может, пересмотрел бы свое к ней скептическое отношение.

Впрочем, шут с ним, по выражению начгарнизона, с Малышевым. Очень ей нужно его расположение! Она хочет не доказать что-либо Малышеву, а найти того, кто цинично и нагло расправился с несчастной Серафимой…

– Я попробую, Борис Евгеньич, – сказала Маруся, – ничего не обещаю, сами понимаете. Но попробую…

После разговора с Дремовым она побежала в госпиталь. Под дверью с табличкой «Терапевт» уже сидело несколько пациентов. Влетев в кабинет, Маруся сразу заметила красные глаза и распухший нос медсестры Кати. В углу кабинета стоял черный потертый чемодан.

– Катюш, тебя выселили из Симиного дома? – доставая из шкафа халат, спросила Маруся.

– Нет, – помотала головой Катя. – У Симы обнаружилась какая-то очень дальняя родня, разрешили мне пожить, пока… пока они все не оформят. Но я… не могу там, понимаешь? Мне там все о Симке напоминает, я плачу все время. Мы с ней крепко подружились. И одна я быть не могу… На работу вот сегодня притащилась ни свет ни заря, на людях все-таки легче. Марусь, можно я у тебя поживу, пока новое жилье не найду?

Голос Кати дрогнул, глаза снова налились слезами.

– Конечно, можно! Живи, сколько хочешь. А когда надоест, мы тебе комнату в коммуналке или место в общежитии организуем. Я попрошу Андрю… – Маруся запнулась, – товарища Воронова, он похлопочет.