– Иван Трофимович, не корите себя. Вы столько лет занимались совершенно другими делами, неудивительно, что запамятовали. Главное, что все-таки вспомнили.
– Сурок проснулся, рыжий кот… – прошептал Полевой. – Теперь понятно, что хотел сказать Семен перед смертью. И о чем он хотел предупредить. «Сурок проснулся», то есть активизировался спящий немецкий агент. И Семену это каким-то образом стало известно. Каким? Да самым простым! Он встретил мерзавца здесь, в Чкаловске, и узнал. Но и «сурок», по-видимому, узнал Семена. И сначала выследил его, а потом пытался убить.
– А кот? Кот тогда кто? Еще и рыжий?
– А если не кто, а что? Думаю, кот – это на самом деле слово «код», – заявил Иван Трофимович. – А рыжий… Возможно, Семен сказал не «рыжий кот», а «красный код», а пожилая нянечка просто не расслышала или перепутала, когда записывала. Красный код означает высшую степень опасности. А может, Семен дал понять, что «сурок» связан с тайнами, скрытыми за кодовыми замками… Полагаю, он имел в виду те самые ящики, спрятанные, а потом погребенные под развалинами костела Святой Анны. Или секретную лабораторию, филиал которой, по слухам, работал в тогдашнем Хайлишене. Семен, к слову, был уверен, что лаборатория существовала на самом деле. Помните вход в подземелье, который он заметил, когда закапывал ящики?
– Конечно, помню! На меня сейчас как будто сыростью повеяло, – созналась Маруся, – даже мурашки по коже побежали!
– А помните нож, которым ранили Семена? Точнее, удар, который нанес убийца? Я тогда еще сказал, что так ударить мог только человек, специально обученный убивать…
– Помню, Иван Трофимович. Вы говорили, что хотите сначала подумать над этим, а потом уж озвучивать.
– Я тогда сомневался, но теперь уверен. Таким специфическим приемам обучали в годы войны немецких диверсантов. А растяжка? Это ведь тоже их методы!.. Марусенька, похоже, мы с вами наконец-то вышли на след! – с охотничьим азартом воскликнул Полевой. И сразу сник. – Но каким же должен быть наш следующий шаг? Что-то я не соображу…
Маруся поделилась с ним соображениями о связи между убийством Семена, покушением на Пожарского и отравлением Серафимы.
– Хочу посмотреть, какую информацию собирала Сима, какие письма писала… Надеюсь найти что-нибудь, что натолкнет нас на дельные мысли.
– Одобряю, – кивнул Полевой, – и жду результатов вашего, Марусенька, поиска.
31
Библиотека со дня смерти Серафимы была закрыта, но начальник Дома офицеров Артемьев разрешил Марусе взять ключ. Юрий не стал допытываться, зачем ей это нужно, понял, что для дела, а не из праздного любопытства.
Первые минут десять-пятнадцать Маруся боролась с нахлынувшими чувствами, но затем взяла себя в руки и углубилась в изучение той самой пухлой дерматиновой папки, которую Сима спасала во время пожара.
В папке оказалась документация Совета ветеранов, которую Серафима содержала в идеальном порядке. В отдельной тонкой картонной папочке лежали копии запросов в Министерство обороны, которые отправляла Сима, и полученные ею ответы. И запросы, и ответы были стандартные, в глаза ничего не бросалось.
Маруся уже хотела отложить эту папочку в сторону, когда спохватилась, что не увидела в ней никаких следов письма по поводу затерявшейся награды фотографа Василия Ионовича Гвоздарева. Пропустила, наверное. Перелистала еще раз. Странно. Может, она неправильно поняла Симу и та только собиралась написать такой запрос? На всякий случай можно спросить у Кати, вдруг та в курсе… Если письмо не отыщется, придется написать его самой, благо образцов достаточно. Награда должна в итоге найти героя!
Перед тем, как сложить все документы обратно в дерматиновую папку, Маруся взяла лист бумаги и выписала все фамилии, имена и отчества, фигурировавшие в запросах Серафимы. В самом низу перечня, который получился не таким уж и длинным, приписала: «Гвоздарев Василий Ионович».
«Почитаю на досуге, – подумала она, – вдруг найду что-нибудь любопытное…»
На досуге – если, конечно, можно назвать досугом вечер после напряженного рабочего дня – Маруся положила перед собой три списка и начала их изучать.
Первый список – те, кто бывал у Серафимы в доме, второй – те, кто заглядывал к ней в комнатку за библиотечными стеллажами. Третий – те, по поводу кого Сима Панина писала запросы в Минобороны. В первом списке нашлось немало пересечений со вторым и почти столько же – с третьим. У второго с третьим пересечений обнаружилось меньше. У всех трех списков – только два. Одним из них стал Василий Ионович Гвоздарев, что было вполне объяснимо, фотограф в последнее время тесно общался с Серафимой и помогал ей в оформлении экспозиции. Еще одним человеком, чье имя значилось во всех трех списках, оказался некто Степан Андреевич Пищик, шестидесятилетний житель Чкаловска. Фамилия показалась Марусе смутно знакомой. В любом случае о Степане Пищике нужно было навести справки. А заодно узнать, не является ли он владельцем «Москвича»…