Код Электры

– Лив, я открою, – сказала Мона. – Принеси, пожалуйста, из гаража остальные банки!

Из кухни послышался звон – казалось, Мона и практикантка расставляют на столе не меньше двухсот бутылок и банок.

Мона поспешила в прихожую, открылась дверь, и кто-то вошел. А я даже не успела поздороваться! Никто не знает, что я стою в гостиной с кристаллом в руке. Как глупо! Будто я специально сюда прокралась.

До меня донеслось, как Мона приветствует вошедшего, но в ответ послышалось лишь неразборчивое бормотание. Потом человек начал всхлипывать и разрыдался.

– Ну-ну, давай, проходи в комнату!

Голос Моны звучал успокоительно; сейчас они войдут в гостиную. А тут я! Нельзя допустить, чтобы они меня увидели! До чего неудобно, что я ввалилась без всякого повода, когда у Моны человек в слезах, со своим горем и все такое. Терпеть не могу, когда люди плачут. Меня охватила паника, я плюхнулась на пол за большими подушками рядом с диваном и притаилась.

– Ну вот, все хорошо, – продолжала утешать Мона. Я услышала чирканье спички, потом запахло ароматической свечой. По коврам прошуршали легкие шаги Моны, она обошла комнату, зажигая свои свечи, а потом ушла в кухню.

Но тут же вернулась и села на диван рядом с посетительницей. Я пыталась выглянуть из-за подушки, но лица женщины не было видно в полумраке.

– Я просто хотела спросить… – проговорила женщина между всхлипами. – Спросить, можешь ли ты мне помочь… найти ее!

– Пожалуй, будет лучше, если ты расскажешь все с самого начала, – услышала я голос Моны. – И выпей чаю. Это майоран. Он успокаивает.

Я услышала звяканье чашки, а потом снова раздался голос, на этот раз прозвучавший сурово:

– Но я не хочу, чтобы меня еще кто-то слышал!

Внутри у меня все похолодело. Она заметила меня за подушками!

Но Мона попросила Лив, которая, видимо, стояла в дверях, пойти на кухню и заняться другими делами.

О нет! Гостья сейчас начнет рассказывать о чем-то глубоко личном и суперсекретном… а мне деваться некуда, и я все услышу. Зачем только я, как последняя дура, спряталась за подушками?! Я старалась дышать как можно тише.

Несколько секунд в комнате было тихо. Казалось, женщина собирается с духом, потому что всхлипы зазвучали реже. Потом она выпалила:

– Месина, моя Месина! – и снова разрыдалась.

И я тут же догадалась, что женщина, сидящая на диване, – мама пропавшей Месины Молин.

Она начала рассказывать:

– Месина всегда была своенравным ребенком. Добрая, но… упрямая. У нее всегда свое мнение обо всем, поэтому и мало друзей…

Пока женщина рассказывала, я услышала, как что-то тихонько зашуршало у входной двери. Я подумала, что Лив пытается выйти, не мешая разговору, но как раз в эту минуту мама Месины снова громко заплакала.

– Помню, – продолжала она, немного успокоившись, – дочь все меня спрашивала, что такое хорошо, а что такое плохо, а я всегда отвечала: это бывает по-разному. Говорила: «Ну, это зависит от многого». Месина сердилась. Она хотела получить четкий ответ.

Хотела знать наверняка. «Откуда мне знать, как поступить, – спрашивала она, – когда никто не знает, что верно, а что неверно?»

Я тогда и внимания не обратила на это, – продолжала ее мама. – Надеялась, что все образуется, когда она вырастет, но потом… она пропала! Это была какая-то секта, я уверена. Они задурили ей голову. Секту возглавлял человек, называвший себя Оракулом… Полиция говорит, что его там уже нет, но ведь Месина так и не вернулась домой. Где она, ты можешь мне сказать?

Я ломала голову: о чем думает Мона? Кому, как не ей, знать, кто такой Оракул – в смысле, Эйгир. Но она не подала виду.

– Сколько лет Мелине? – спросила она.

– Не Мелина, ее зовут Месина… – проговорила ее мама и высморкалась. – С ее папой я познакомилась во время отпуска в Италии и больше никогда его не видела. Мы с ней всегда были вдвоем… Ей сейчас шестнадцать… скоро семнадцать! А пропала она в пятнадцать.

– Она совсем не выходила на связь?

– Только один раз. Вскоре после того как пропала… Послала мне сообщение, что у нее все хорошо, но домой она никогда не вернется… Даже не сказала, где она!

Голос снова потонул во всхлипах.

Мона говорила тихо, спокойно и уверенно.

– В какой день родилась Месина? – спросила она.

– Четырнадцатого марта, – ответила мама Месины.

Я похолодела. Четырнадцатого марта! Как я!

– Стало быть, Рыба, – кратко сказала Мона. Потом принялась раскладывать карты из колоды, лежавшей на столике. – Странно… – проговорила она. – Вижу сильную волю, как ты и говоришь, – сказала она маме Месины. Я услышала, как Мона кладет на стол новые карты. – Карты говорят, что она дома… может быть, она чувствует себя дома там, где сейчас находится. Но что она скоро отправится в путь. И знаешь, она совсем не так далеко. Она где-то недалеко отсюда. Совсем близко.

Мона разложила еще карты, потом добавила:

– Близко. И ей хорошо. Но скоро она совершит путешествие…

– Думаешь, она вернется домой? – прошептала мама.

– Это неясно, – ответила Мона. – Но надежда есть.

Я так долго пролежала за подушками, что в подошвах закололо.