Анте ждал меня, как и обещал, у продуктового магазина. У него, конечно, был спортивный велосипед с миллионом передач. Но он пустил меня ехать впереди, по крайней мере пока мы не выехали на дорожку вдоль реки. Там он обогнал меня, но только для того, чтобы продемонстрировать резкие повороты и ехать на одном заднем колесе. И каждый раз поглядывал в мою сторону, проверяя, вижу ли я, что он делает. Я игнорировала его как могла.
Как и в прошлый раз, Анте сам отпер дверь Герды.
– Это я! – крикнул он, и, как в прошлый раз, нам навстречу выбежал мопс по кличке Сильвия. – Я должен сперва с ней погулять, – сказал он. Я пошла с ним, стояла на улице и чувствовала себя глупо, пока Анте ходил туда-сюда с Сильвией и даже подобрал ее какашку в маленький черный пакетик.
За пределами школы Анте становится другим человеком: готовым позаботиться о собаке, не придуриваясь при этом, и таким нежным по отношению к прабабушке.
Когда мы вернулись, Герда вышла в кухню. Она потребовала, чтобы мы поели, и они с Анте достали булку, масло и сыр, а еще тот самый сок.
Герда спросила Анте, как его футбол, и Анте принялся рассказывать о последнем матче вплоть до последней передачи или как там это называется.
После трех бутербродов у меня возникло чувство, что Анте совершенно забыл, зачем я пришла.
– Пластина, – сказала я.
– Да-да, – кивнул Анте. – Давай проверим ее.
Но сначала нам пришлось убрать за собой в кухне, и только потом мы прошли в гостиную Герды, где хранилось множество старинных вещей.
Герда села в кресло. Казалось, она дремлет. Но на самом деле она внимательно разглядывала нас здоровым глазом.
У одной стены стоял старинный предмет мебели – кажется, это называется секретер. Что-то типа комода, только у него есть откидная доска, и она может послужить столом. Эта самая доска была опущена, и на ней стояла масса всяких декоративных штучек на вязанных крючком салфетках.
Анте положил руку на маленький деревянный сундучок, стоявший позади трех фарфоровых фигурок, изображавших трогательных детей в старинной одежде.
– Вот, – сказал он.
Взяв сундучок, он поставил его на журнальный столик, а сам принялся рыться в одном из ящичков секретера.
Сундучок был из темного дерева, раскрашен снаружи узором из цветочных завитков. На крышке было написано SYMPHONION. Я осторожно потрогала его. С одной стороны торчал металлический рычаг.
Тем временем Анте нашел, что искал. В руках он держал коробку.
– Вот пластинки, – сказал он и открыл крышку.
Внутри коробки лежало несколько покрытых ржавчиной пластинок с отверстиями, совершенно таких же, как та, которую принесла я. Вернее, почти таких же. На них было что-то отпечатано – буквы истерлись, прочесть было трудно.
На одной было написано WALZ ELEGANT, а на другой CONCERTINA DMAJ.
– Дай мне свою пластинку, – сказал Анте. Я достала из рюкзака пластинку и протянула ему. Он сравнил с другими из коробки. Они были точно такого же размера и такой же толщины. – Так и знал! – воскликнул он.
Анте взял сундучок с надписью SYMPHONION и открыл крышку. Внутри торчали какие-то металлические детальки, но Анте просто насадил пластинку на маленький штырек посредине и закрыл крышку. Потом несколько раз подергал за рычаг, торчавший из сундучка, и отпустил его.
Комната заполнилась ясными звуками. Казалось, из сундука доносится звон колокольчиков.
Мы замерли.
Звучала странная мелодия. Немного печальная и одинокая, но очень красивая: ее хотелось слушать снова и снова.
– Эту песню я никогда раньше не слышала, – прозвучал из кресла голос Герды.
Когда я ехала домой, уже совсем стемнело. Река с дорожки казалась совершенно черной, и фонари отражались в ней.
Всю дорогу я напевала мелодию, стараясь ее не забыть.
Дома я тут же пошла к себе, достала одну из пустых нотных тетрадок для заданий по сольфеджио и записала мелодию по памяти.
Это называется «со слуха» – когда можешь сыграть или записать мелодию, которую только слышал. А я неплохо научилась запоминать музыку на слух.
Но теперь нужно срочно сыграть ее, чтобы проверить, правильно ли получилось. Я достала из угла виолончель.
Глубоко вздохнула, пытаясь внутренне настроиться. Впрочем, когда я начинаю играть, необязательно быть сосредоточенной. Важнее начать. Когда я играю, сосредоточенность приходит сама собой. Просто вздохнуть, расслабить руки и плечи.
Моя виолончель слегка расстроилась. Я принялась настраивать ее, закручивая колки. C-G-D-A… Я провожу смычком по двум струнам сразу. Я умею определять на слух, когда все звучит правильно, когда два звука вибрируют вместе, как надо.
Когда виолончель была настроена, я стала играть мелодию, ноту за нотой. Иногда приходилось исправлять записанное мною со слуха.
Скоро я выучила ее.
Странная мелодия зазвучала в моей комнате. Рождаясь от моего смычка, дрожа на струнах, выходя из корпуса через эфы, она стала реальностью. И, едва сыграв ее, я поняла, что это мелодия песни Сильвии – той, которую она играла и пела давным-давно, почти на этом самом месте, где я сейчас. Вблизи усадьбы Альмекэрр, в Леруме и на этом самом инструменте. Моя виолончель как будто узнала эту мелодию.