Мир вокруг померк. Боковое зрение ещё кое-как уловило, что Тесса вскочила с коленей Уинстона и повисла на столешнице, но картинка смазалась. Остались только длинная худощавая фигура на сцене и звон в ушах. Это же совпадение? Или какая-то ошибка? А может, очень злая шутка?
Но вот по залу поплыли первые аккорды, началось минорное вступление. Публика затихла и затаила дыхание.
– Это же твоя футболка, да? – шипящий голос Тессы пробился сквозь вату. – У тебя была такая же панда. Ты в ней раньше спала и мыла полы.
Джеки снова вздрогнула. Рука как-то сама собой поднялась, и пальцы прошли по губам. Ведь футболка сразу показалась знакомой. Ведь показалась же… Девицы за соседним столом снова синхронно повернулись и округлили глаза. И тут закончилось вступление. Глубокий баритон медленно, тягуче прокатился по залу:
–
Хриплые ноты пробили солнечное сплетение. На всё стало плевать. Джеки зажала рот ладонью и не моргая уставилась на Люка. Его волосы опять завесили лицо, но слова куплета о боли и расставании, как края бумаги, прошлись по самому сердцу и оставили на нём царапины. Красивые слова. Тяжелые, но красивые.
И это не может быть правдой. Просто не может. Джеки беспомощно нашла взглядом Тессу. Та тоже зажала рот рукой, в глазах блеснули слёзы. Двум людям показалось одно и то же? Это ведь галлюцинации?
Куплет закончился, и гитара зазвучала жестче и агрессивнее. Голос хрипло взмыл из нижних октав и отбился от стен.
–
Воздух окончательно закончился в лёгких. Джеки жадно, судорожно вдохнула.
–
Отрешенный, потерянный. Совершенно непривычный Люк. Он в одиночестве заиграл проигрыш, не глядя в зал. Закачал головой в такт минорных нот, будто остался один на один со всей тяжестью, давящей ему на грудь.
Рядом пошевелилась Тесса.
– Я сейчас заплачу. – Она резко потёрла нос кулаком. – Это так мило, что я точно буду реветь.
Проигрыш оборвался, Люк сделал широкий шаг к микрофону и запел второй куплет. Так же хрипло и надломленно, как первый, про непонимание, фрэндзону и холодный дождь, стекающий по лицу. Джеки прижала ладони к горящим щекам, боясь даже моргнуть. Сердце уже почти пробило рёбра, мурашки на теле перешли в настоящий лихорадочный озноб.
Говнюк. Какой же говнюк. Сколько он носил это в себе? День? Неделю? И ничего не сказал, мать его! Он заставил мучиться не только себя, но и её. Либо молчал, либо стебался и ни разу не попробовал поговорить серьезно! Какого черта? Почему?! Или он пытался, но она сама не замечала?
Как можно было не заметить?!
Последние слова куплета стали громче, будто подготавливая слушателя, что сейчас будет взрыв. Остальные участники группы, которые до этого тихо ушли в тень, вдруг оживились. Отрезвляюще зазвучала нарастающая барабанная дробь, вступили бас и вторая гитара. Люк ногой переключил кнопки на процессоре, и низкий хрип снова рванул вверх.
–
Тесса вдруг вскочила на ноги и схватила Джеки за рукав косухи.
– Пойдём, – её голос прорвался сквозь музыку и хриплый скрим.
Джеки вынырнула из воды, сомкнувшейся над головой.
– Куда?
– К нему. – Тесса потянула за рукав, и Джеки с трудом поднялась на ноги.
Куда?! Она прикалывается?!
– Перестань! – Джеки вросла ногами в пол. – А если это не про меня?
– Серьёзно?! – Тесса выпучила глаза и потянула сильнее. – Нет, ты серьезно?! Вы всю жизнь знакомы, ты огненная, в веснушках, и на нём твоя майка! Ты его «Джо»! – она выплюнула эти слова прямо ей в лицо. Тут же перевела взгляд на Уинстона и мотнула головой в сторону сцены. – Милый, помоги дотолкать её до моего придурочного брата!
Вот дерьмо. Дерьмо, дерьмо! Черчилль поднялся с дивана и подхватил Джеки под локоть.
– Прости, – буркнул, не глядя на неё, и легко спустил с возвышенности, на которой пристроились столики.
Прямо в толпу.
Тахикардия зашкалила.
Люди уже начали подпевать текст, несколько человек достали мобильники, включили фонарики и подняли над головой. Толпа закачалась в такт музыке. Джеки с трудом сглотнула шершавый камень в горле.
– Пропустите, нам нужно к сцене! – крикнула Тесса, и, как акула, бросилась в стаю «мелких рыбёшек».
– Всем надо! – рявкнула какая-то девица. – Стой, где стояла!