Код Майя: 2012

В холодной рождественской ночи остались двое мужчин. Вытянув руку, Оуэн ощутил на ладони знакомый бархат темно-желтого камзола де Агилара. Он услышал скрип железа по смазанной жиром коже и в свете звезд разглядел слабое свечение полированного клинка.

— Тридцать лет приготовлений, чтобы добиться успеха сейчас, — тихо сказал де Агилар. — Теперь кажется, что времени прошло не так уж и много.

Его дыхание стало глубоким, напряжение, которое он ощущал в доме Барнабаса Тайта, исчезло.

— Оно было долгим, — заметил Оуэн. — Живой камень подарил нам три десятилетия. Остается лишь выяснить, способны ли мы выполнить поставленные перед нами задачи, ведь если мы потерпим неудачу, все окажется напрасным.

— Ничего еще не определено, друг мой. — Оуэн почувствовал, что испанец на него смотрит. — В Слюисе было всего пять человек, и двое из них настолько пьяны, что едва держались на ногах. Мейплторп запрещает пить своим людям. Наше положение здесь намного сложнее.

— Я знаю. Но Тайта следовало подбодрить. У тебя и у меня есть все, чтобы добиться успеха.

Они ждали, как люди, умеющие терпеть и способные переносить холод.

Голубой камень негромко пел. И перед тем как появился свет, его напев изменился.

Из домика привратника колледжа не доносилось ни звука, но маленькая боковая дверь распахнулась, и появилось сразу три факела.

— Только три. Мейплторп не пришел, — прошипел де Агилар.

— Он придет. Я знал его, когда был студентом. Уже в те времена он травил медведей для развлечения. И сейчас не упустит шанс поучаствовать в убийстве. Подожди, и ты увидишь, он обязательно появится.

Они ждали. Факелы, выстроившись в линию, приближались. В определенный момент, когда песня голубого живого камня вновь изменилась, свет вспыхнул, дверь в домик привратника распахнулась, и двое мужчин вышли в темноту. Дверь тут же закрылась.

— Пора, — сказал Оуэн.

Де Агилар высек искру, чтобы зажечь сначала один факел, а от него и два остальных. Они с Оуэном вышли из-под деревьев, которые росли у реки, и двигались вдоль берега боком, чтобы создавалось впечатление, будто трое людей один за другим перешли маленький мостик и оказались на территории колледжа.

Подойдя к двери привратницкого домика, Оуэн выругался с шотландским акцентом и погасил свой факел. Затем уже другим голосом, без малейшего акцента, спросил:

— Проклятье! Неужели ты не мог выбрать факел получше в такую ночь?

— Давай потише. О работе мастера лучше помалкивать. — За тридцать лет де Агилар овладел английским, как родным языком. На борту шхуны голландского контрабандиста он довел до совершенства шотландское протяжное произношение и гнусавость при выговаривании гласных. Перейдя именно на такую речь, он добавил: — Думаю, стоит погасить факел, нам потребуется не больше одного, ведь мы охотимся на однорукого человека и щеголя.

— Вам не потребуется и одного, поскольку у нас есть три. — Из домика донесся властный голос, который не мог принадлежать привратнику.

Роберт Мейплторп вышел на затоптанный снег у ворот колледжа. В тусклом свете сверкнула сталь его клинка, привлекая к себе взгляд Оуэна. Лишь через мгновение Оуэн посмотрел на небритое лицо ректора Бидза.

За ним появились трое мужчин, каждый держал высоко поднятый факел. Все факелы были превосходного качества, так что смола не могла попасть на их хозяина. В другой руке каждый из них небрежно сжимал обернутую шерстью дубинку из железного дерева, чтобы избивать людей и ломать им руки и ноги.

Барнабас Тайт остался стоять в дверном проеме, слегка наклонившись влево, чтобы облегчить нагрузку на больное колено. Через головы Мейплторпа и трех его головорезов он громко сказал:

— Это ты, Джозеф?

— Угу, — ответил Седрик Оуэн и смачно сплюнул в снег. — К вашим услугам, мастер Тайт Мы пришли по вашей просьбе и привели всех, кого сумели найти. Ваши враги остались у вас в комнатах, пользуются вашим гостеприимством.

Он сунул свой факел в снег, и темнота тут же его поглотила; благодаря случаю, удаче или умению он и де Агилар стояли в стороне от полукруга света, падающего от факелов людей Мейплторпа.

Де Агилар выругался, сделал вид, что споткнулся, и шагнул в сторону.

— Да ты пьян! — прошипел Мейплторп с такой злобой, что рядом с ним его люди показались кроткими, как молочницы.

— Не-ет, магистр.

Де Агилар продолжал стоять, слегка пошатываясь, на границе света и тени. Подняв руку, он отступил еще на пару шагов, явно охваченный ужасом. Создавалось впечатление, что он не вооружен.

На лицах троих мужчин, стоящих за спиной Мейплторпа, появились понимающие улыбки, когда их господин поднял свой меч. Он был в хорошей форме. В два шага он оказался вне круга света факелов, а еще через мгновение превратился в серо-серебристую тень, как и человек, которого он преследовал.

— Стой! Я не потерплю, чтобы мои люди пили, даже в канун Рождества Господа нашего.

Мейплторп говорил без малейшей иронии. Трое его слуг закатили глаза. Из темноты послышался хриплый голос Седрика Оуэна:

— Сэр, разве мы не хотим схватить испанца? Вы же не желаете смерти вашим верным слугам?