Как это постоянно случается в истории, факторы усиления и возвышения великих империй, превращающие их в гегемонов исторического периода, они же становятся и причиной последующего упадка влияния и ухода из гегемонов во второразрядные, но уважаемые державы. Огромные объёмы драгоценных металлов, полученные Испанией и Церковью из Нового Света, послужили не только установлению испанской гегемонии, но и самому глубокому кризису в экономике и идеологии европейской цивилизации. Эти не слишком праведные богатства гальванизировали авторитет Ватикана как политического центра. Но они же породили глобальную плутократию, которая через отмерянное законами истории время задвинет и Церковь, и Испанию в дальний угол европейской политики. Это случится уже после следующей смены гегемона в Европе – от Франции к Британской империи. А в обозреваемом XVII веке идёт перемещение центра геополитики от Испании к Франции, а идеологии – от религиозных споров к национальным интересам в форме абсолютных монархий. Испания и Англия, католики и протестанты уже обозначены как полюса борьбы и в церковных вопросах, и в торгово-финансовых. Ватикан и католические банкиры становятся таким же центром одной из трёх ветвей «торгфининтерна», как Лондон и антикатолические банкиры.
Франция оказывается в этих условиях временного паритета арбитром и балансиром двухполюсной системы, то есть третьим полюсом. Можно увидеть эту триаду даже на уровне придворной интриги, разукрашенной талантом Дюма в трилогии о мушкетёрах. При парижском дворе неразрывно переплелись интересы знаменитого семейства Медичи с их вековым финансовым опытом, королевской династии, католических кардиналов. Но все три крыла равно заинтересованы в централизации власти, финансов, идеологии.
Перепроверим наши выводы, обратившись к биографии Блеза Паскаля – предтечи Лейбница и Ньютона, основоположника математического анализа, теории вероятностей, гидравлики. Паскаль происходил из семьи интенданта Нормандии, и многие его открытия, как первая механическая счётная машина, продиктованы потребностями таможенного и финансового учёта. То есть этим важным примером наш вывод о сыновних отношениях Науки к торгово-финансовой сфере чётко подтверждается.
С другой стороны, французский интендант – это не банкир, а агент государства. Нельзя отождествлять торгово-финансовую сферу лишь с банками и торговыми домами. В цене каждого товара есть три составляющие – себестоимость, налоги и прибыль. Поэтому и торгово-финансовое сообщество включает, кроме торговцев и банкиров, ещё сбыт и финансы производителей, а также портовый (транзитный) контроль и государственные финансы. На первоначальных этапах развития глобального «торгфининтерна» роль крупного производителя была замещена крупным грабителем – колониальной испанской империей. Таким образом, Мадрид, Лондон (с Амстердамом) и Париж были центрами трёх ветвей указанного глобального сообщества и развивали каждый свои институты, технологии и знания. Баланс противоречий и общих интересов между колониальным грабежом и торговлей, а также глобальный масштаб этого баланса выдвигает на повестку дня формирование централизованного государства, вокруг которого после Вестфальского мира (1648) выстраивается целая система национальных государств.
Однако при этом в центре новых национальных государств остаётся необходимый для баланса рудимент феодализма – семья монарха и соответствующие традиции двора, которые расцветают пышным цветом, орошаемые финансами. Собственно, этот ключевой момент и соответствует характерным психологическим установкам знаков «природного» цикла от Мирового Дерева до Зерна, ориентированным на семейные ценности, традиции, воспитание и обучение. Обустройство крупных национальных государств как семейных доменов монархов – необходимый переходный этап между феодализмом и капитализмом.
Важно отметить, что католическая ветвь Церкви, став орудием одной из трёх ветвей «торгфининтерна» делает ставку не только на финансы, но и на знания. Иезуиты действуют в странах Азии, Африки, Южной Америки, подкупая местную элиту научными знаниями, в том числе унаследованными от алхимического сообщества. Конкуренция и полемика между научным сообществом в северных странах, включая Францию, с учёным сообществом под эгидой папы составляет одну из центральных линий эпохи. Например, тот же Паскаль завершает свои искания философскими трудами, направленными против иезуитов. Иезуиты переводят алхимические «тайные знания» из архивов Церкви в общедоступную форму, адепты рациональной науки критически перенимают это знание. То есть и в этом смысле четыре эпохи «природного» цикла являются переходными между феодализмом и капитализмом, алхимической и научной системами знаний.