Код Маннергейма

Август 200… г., Санкт-Петербург

Голова болела, и думалось плохо. Но Николай старался — слишком серьезные и неприятные произошли этой ночью события. Разбитая голова, украденная шкатулка, пожар в Анькином доме и пропавшие оригиналы дневника и писем Маннергейма — не много ли случайностей?

Напрашивался вывод: существует кто-то неизвестный, «охотник» — назовем его так, все это устроивший.

Николай никому не рассказывал о письмах, которые привезла Анна из Финляндии, и, если честно, до сих пор относился к этой попытке кладоискательства чуточку снисходительно.

Автор писем — не капитан пиратской шхуны, грабивший в Карибском море испанские золотые галеоны, а потом зарывший награбленное на необитаемом острове, опасаясь, что команда поднимет бунт в жажде добраться до его доли двойных дублонов и драгоценных самоцветов.

Письма своим друзьям-сослуживцам отправил маршал Карл Густав Эмиль Маннергейм — крупный политик, бывший регент и президент Финляндии, сумевший, находясь в годы Второй мировой между молотом и наковальней — фашистской Германией и Советской Россией, — сохранить независимость своей небольшой страны.

Талантливый полководец и военный стратег, успешно воевавший еще в Первую мировую, он на протяжении пяти лет силами крошечной финской армии сдерживал на Карельском перешейке советскую военную махину.

Возможно, маршал, тихо доживавший свой долгий век в Швейцарии за написанием мемуаров, решил напомнить о себе близким людям и придумал этот своеобразный розыгрыш с кладом. Недаром на фотографии у него такой хитрой прищур. Сразу видно: мистификации ему были не чужды.

Но, с другой стороны, весной 1944 года Маннергейм действительно что-то спрятал на островах Выборгского залива. Да и «охотник» совсем не похож на нелепого чудака, увлеченного разгадыванием старых мистификаций.

«Скорее, — подумал Николай невесело, — похож он на серьезного профессионала. Так много успеть за какие-то пару часов — очень непросто. Откуда ты взялся, такой умелый, на наши головы?..»

Николай разозлился — его всегда бесила невозможность ответить обидчику.

«Ладно, — успокаивал он себя, — что толку злиться. Давай-ка лучше займемся пловом».

Николай неплохо готовил. Его кулинарный репертуар состоял в основном из азиатских блюд, экзотичных для здешних северных мест. А с пловом была отдельная история — он научился его готовить еще подростком, по настоянию отца. Приготовление плова было мужской семейной традицией. И хотя семью жестоко перемололо время, это блюдо осталось своеобразной фамильной ценностью, передаваемой из поколения в поколение. [14]

Первым делом он поставил промываться рис. Это лучше сделать загодя — замачивать в воде его нужно не меньше двух часов. Правильный рис — это главное в плове. Чтобы он не слипся противными крахмальными комками и не напоминал потом детскую кашу, а был рассыпчатым и красивым — зернышко к зернышку, нужен особый сорт. В Петербурге не легко найти девзиру — специальные сорта выдержанного не обмолоченным риса, что продают на азиатских базарах от Душанбе до Алма-Аты. Но нашлась замена — так называемый «Золотистый», обработанный паром. Особенно неплох мистралевский «Индиго». Но даже его Николай предпочитал промывать достаточно долго. Ставил миску с рисом в мойку и включал воду, обязательно холодную, время от времени осторожно перемешивая и сливая крахмальную муть.

Потом достал видавший виды казан — в чугунном горшке, а тем более в кастрюле плов обязательно пригорит. Налив на дно казана немного оливкового масла, он привычно пожалел об отсутствии жирной баранины. По правилам, сначала в казане растапливают немного курдючного сала, впрочем, это уже изыски. Ну что делать — не живут в Петербурге жирные бараны, а раз так — подойдет любое мясо.