Код одиночества

– Мадам, прошу вас, не волнуйтесь, с лайнером ничего не могло случиться, – уверял ее заместитель министра, но Татьяна сердцем чувствовала: Поль и Кристина погибли.

Ее предположение подтвердилось день спустя, когда были обнаружены обломки лайнера, – разумеется, никто из пассажиров не выжил. Вместе с Полем умерла и Кристина, так и не успевшая подарить жизнь двум близнецам, которым Татьяна уже придумала имена: Этьен и Виктор.

Что происходило в последующие дни, старая женщина плохо помнила – силы внезапно покинули ее, в голове все смешалось. Если раньше она держала все нити управления огромным концерном в своих руках и даже после того, как Поль стал президентом, вникала в каждую мелочь и читала ежедневные отчеты и сводки, то после смерти внука, такой глупой, такой нелепой и, самое страшное, такой избыточной, она резко сдала. Тело Кристины отыскали, а вот Поля так и не нашли. В день похорон супруги внука у Татьяны случился обширный инфаркт, ее тотчас доставили в клинику, где лучшие французские врачи боролись за ее жизнь. Тщетно, ибо на следующую ночь Татьяна умерла.

Трагедия в одном из богатейших европейских семейств стала новостью номер один для прессы и телевидения. Сначала трагическая гибель молодого президента концерна и его беременной жены, затем кончина «женщины в черном», которой было уже за восемьдесят, но которую все отчего-то считали бессмертной. И, наконец, вопрос: кто же унаследует миллиардное состояние?

Наследница получалась только одна – дочь Поля Беспалофф от первого брака, Клаудиа, которой к тому времени было около шести лет. Девочка оказалась в центре всеобщего внимания, репортеры желтых изданий захлебывались от эмоций, повествуя о том, что она – самый богатый ребенок в мире. Было назначено срочное судебное заседание, на котором в качестве опекунов утвердили трех членов совета директоров концерна: до достижения Клаудией Беспалофф двадцати пяти лет они должны были заботиться о ее наследстве.

Девочка знала, что отец умер. Она любила его, хотя видела редко, папа относился к ней с непонятной отстраненностью. А прабабка, которой Клаудиа боялась, ее не баловала. И вдруг все изменилось – она оказалась одна в огромном пустом особняке, затем возникли строгие люди в темных костюмах, а гувернантка, заливаясь слезами, гладила девочку по голове и называла ее «несчастной крошкой».

По решению опекунского совета Клаудию направили в закрытую французскую школу-интернат, где она провела последующие десять лет. Все дети на каникулы отправлялись домой, всех навещали родители, родственники и друзья, только к ней два раза в год приезжал в длиннющем черном лимузине месье Дольмэ, глава опекунского совета, выкладывал перед девочкой несколько папок с бумагами, к которым Клаудиа не притрагивалась, затем произносил одни и те же стандартные фразы – и снова исчезал на шесть месяцев.

Клаудиа чувствовала себя глубоко несчастной и завидовала тем, у кого были семьи. О своей судьбе она знала с младых ногтей: ее отец вместе с мачехой погиб в авиакатастрофе, мама еще раньше умерла при родах, а прабабка, знаменитая Татьяна Беспалофф, скончалась от инфаркта. Ей принадлежало большое состояние, но Клаудию это не волновало: она с нетерпением ждала, когда же закончится ее обучение в интернате.

Ей было шестнадцать, когда мечта исполнилась. Девушка покинула стены интерната – и неожиданно открыла для себя, что окружающий мир значительно отличается от того, к чему она привыкла в «тюрьме». Ее забрал вертолет, доставивший в Париж, где в огромном бетонном здании-монстре располагалась штаб-квартира принадлежащего ей, и только ей, концерна. Месье Дольмэ долго и нудно беседовал с Клаудией, вещая что-то про ответственность, акции, биржу и власть. Девушка его не слушала, смотря в панорамное окно, из которого открывался потрясающий вид на французскую столицу.

– Значит, концерн принадлежит мне? – перебила она месье Дольмэ, и тот подтвердил:

– Да, мадемуазель Беспалофф, именно так. Однако в права наследства вы вступите только по достижении вами двадцати пяти лет, такое условие внесла ваша прабабка в свое завещание. Но чтобы стать у штурвала этого огромного корабля, требуются знания и опыт.

Клаудиа задала следующий вопрос:

– Месье Дольмэ, а значит ли упомянутый пункт в завещании моей прабабки, что я еще девять лет не получу возможности притронуться к счетам?

– Ну конечно же нет! – ответил месье Дольмэ. – Вы не сможете распоряжаться концерном и принимать ответственные решения, мадемуазель, однако имеется несколько счетов, которыми вы сможете распоряжаться, как только станете совершеннолетней. Однако я сделаю так, что вы сможете снять деньги...

– Месье Дольмэ, вы – душка! – вновь перебила его Клаудиа. – И сколько денег на этих счетах?

Глава опекунского совета покопался в бумагах и сообщил:

– Порядка двадцати миллионов франков, мадемуазель...

– Черт побери, как много! – вскричала девушка.

Месье Дольмэ с укоризной посмотрел на нее и пояснил: