Когда нам удалось выбраться наружу, Анте уже взбирался на один из громадных камней в углу школьного двора. Упираясь коленями и цепляясь одной рукой, он легко вскарабкался с наименее крутой стороны. Второй рукой он по-прежнему прижимал к себе ящичек.
Когда мы с Орестом подбежали к камню, Анте уже стоял, расставив ноги, с той стороны, где камень круто обрывался вниз. Подняв ящичек над головой, он размахнулся.
– Не-е-ет! – закричала я.
Но Анте со всей силы швырнул ящичек вниз. Тот стукнулся о гравий – и не развалился!
Я кинулась вперед, чтобы схватить его, но тут впереди меня что-то грохнуло, и меня обдало дождем из мелких камешков.
Оказалось, что Анте спрыгнул с камня и приземлился на ящичек своими суперсовременными ультрамодными кроссовками. Сделав шаг назад, он посмотрел себе под ноги. Ящичек развалился на части. Вид у Анте был довольный. Он потрогал деревянные щепки.
– Там внутри только какие-то старые бумаги!
Анте вытащил пожелтевший лист, брезгливо держа его двумя пальцами.
– Дай сюда! – крикнул Орест и вырвал его из рук Анте. Он смотрел на Анте таким страшным взглядом, словно хотел испепелить его не сходя с места. Орест был в том же состоянии, что и я, – просто в ярости! Хотя нет: я, пожалуй, скорее чувствовала себя расстроенной. Ящичек сломан. Я осторожно подняла обломки. Крышка расколота и вдавлена внутрь, сбоку торчит острая щепка.
– А что, вы ведь сами хотели его открыть, – пробормотал Анте. На секунду у него промелькнуло обиженное выражение лица. Но только на секунду. – Старые, никому не нужные бумаги! – сказал он и покачал головой. Теперь Анте снова стал похож на обычного суперкрутого себя и пошел к велосипеду своей обычной суперкрутой походкой. – Увидимся в школе, малышня, – бросил он, перекидывая ногу через раму. – Можете дальше развлекаться своими играми!
Он выехал со школьного двора и исчез из виду.
Мы с Орестом стояли неподвижно. Дождь прекратился. Двор был покрыт коричневыми лужами, и я сильно мерзла в мокрых джинсах.
Посмотрев вниз на разломанный ящичек, я обнаружила, что в нем лежит стопка небольших листков. Они казались такими хрупкими – как пожелтевшие осенние листья. Я даже не решилась вынуть их – во всяком случае, не здесь, на мокром ветру, во дворе.
– Мы должны их рассмотреть, – сказал Орест. – Пойдем к тебе.
Я покачала головой.
– Нет, не получится. Это просто невозможно.
Никаких шансов, что мама оставит нас с Орестом в покое. Ей обязательно понадобится в точности знать, чем мы занимаемся, – а узнав, она станет еще больше волноваться.
Кстати, как, интересно, мама себе представляет присмотр за мной, если в течение пяти недель она будет находиться на другом конце земного шара? Как оттуда ей удастся контролировать, чем я занята? Об этом она подумала?
– Тогда идем ко мне, – буркнул Орест, когда я объяснила ему, что моя мама, увы, безнадежно любопытна. – Если ты, конечно, не боишься крыс. И куркумы.
13
Когда Орест спрашивал, не боюсь ли я крыс, я была уверена, что он имел в виду диких крыс, бегающих в подвале. Но крысы оказались ручные, огромные, сидящие по разным клеткам в кухне и плохо пахнущие. Мама Ореста пыталась отучить их от дурной привычки то и дело пытаться загрызть друг друга насмерть – давая им одну спаржу и раскладывая вокруг клеток голубые стеклышки. Но пока, похоже, у нее не очень получалось. Крысы зло таращились друг на друга. У одной из них на хвосте я заметила отметины от зубов.
Мы осторожно ковырялись в обломках ящичка. В них обнаружилось семь маленьких хрупких листочков. К счастью, все они уцелели, и мы разложили их в ряд на письменном столе Ореста, поверх подкладки для письма с изображением карты мира. Каждый лист был густо исписан – печатными буквами, а не трудночитаемым старинным почерком с завитушками. Казалось, буквы пробили тонкую бумагу насквозь.
Орест закрыл дверь в комнату и строго велел маме и младшей сестре не заходить.
Текст не был зашифрован, однако понять, в каком порядке расположить листы, оказалось нелегко. Началась неразбериха, когда мы с Орестом попытались прочесть всё сразу. Потом выяснилось, что я лучше него разбираюсь в старинном тексте. Он сдался – и тогда я стала читать ему вслух листы по порядку, а он записывал.
Вы себе не представляете, сколько времени мне потребовалось, чтобы разобрать надписи на всех семи листах! Несколько раз у меня буквально опускались руки. Во-первых, кое-где буквы почти стерлись, и мне приходилось догадываться, что там написано. Во-вторых, я понимала не все слова, хотя они были написаны по-шведски (сплошь и рядом встречалось «донельзя» и «премного»!) Я всё время теряла нить.
Когда я продралась через все бесконечные строчки, Орест дал мне прочесть свои записи. Я не со всем согласилась и половину вычеркнула. Тут Орест, ясное дело, начал возмущаться. Но в конце концов мы всё же разобрались с записями.
Вот письмо (которое вам читать необязательно, потому что это и правда нелегкое занятие. Вам повезло – вы можете сразу перейти к нашим заметкам, если хотите. Они написаны нормальным языком и следуют сразу за письмом).