Код Ореста

– Встречалась ли я с ним? – переспросила прабабушка Герда, всё еще сидевшая в кресле в саду. Она взглянула на меня как на сумасшедшую. На коленях у нее сидела толстая маленькая собачка – думаю, мопс. Собачка посматривала вокруг с таким видом, словно прабабушка принадлежит ей, а не наоборот. К счастью, ни папы, ни пенсионеров, с которыми он разговорился, не было видно. Наверное, пошли в сарай, чтобы посмотреть на старые косы или что-нибудь в таком же духе. – Ясное дело, я с ним не встречалась! Не такая уж я старая!

Она похихикала себе под нос и покачала головой, словно мой вопрос показался ей ужасно забавным.

– Нет-нет, не такая я древняя! – повторила она.

Один глаз у нее казался немного мутным и смотрел в сторону, куда-то мимо меня. Но второй глаз был внимательный и ничего не пропускал. Он уперся прямо в меня, когда она снова заговорила:

– Но я слышала о нем всякие разговоры! Да еще и эта его комната в доме, которая так и стояла нетронутой после его исчезновения – все вещи в неприкосновенности. Он ведь так и не женился, этот Аксель. Жил в доме моего дедушки и его семьи. До того момента, как исчез. Думаю, они даже его не искали – просто считали, что он сам вернется. Потому что он всегда возвращался! Несколько дней побродит по лесу, а потом всегда придет назад. Хотя, когда я родилась, все уже поняли, что Аксель пропал навсегда! Мы, дети, иногда заходили в эту комнату, крутили ручку арифмометра и примеряли его старую одежду. Ой как мама нас за это ругала! Дома у дедушки ничего не разрешалось брать без спроса.

– Так Аксель даже нигде не похоронен?

– Похоронен? Нет. Единственная, кто упокоился в земле, – это Сильвия.

Сильвия! В груди у меня всё сжалось от волнения.

– Кто это? О ком вы говорите? – с недоумением спросил Анте.

– Антон, мальчик мой, открой ящик стола, принеси коробочку с фотографиями.

Анте исчез в доме и вернулся с металлической коробкой. Какое-то время Герда возилась с ней своими морщинистыми руками, прежде чем удалось открыть. В коробке лежало множество черно-белых фотографий. Герда погрузилась в нее, доставая одну за другой и разглядывая каждую с обеих сторон.

– Кстати, вот и Аксель, в самом расцвете сил, – сказала она после того, как, прищурившись, проверила надпись на обороте. Она протянула мне черно-белую фотографию молодого мужчины. Он стоял в застывшей позе, опершись одной рукой на спинку стула. Во второй руке он держал круглую шляпу. Одетый в светлый костюм, с цепочкой от часов на жилете, с узенькими усиками на лице. Взгляд у него был светлый, мечтательный.

Герда подержала снимок перед своим здоровым глазом.

– Странно, что он так и не женился. Такой красавец! – Она снова засмеялась. – А вот Сильвия. – Она достала фотографию, на которой была изображена белая собака с длинными лапами. Лежа на земле, та смотрела прямо в камеру. – Сильвия, – проговорила прабабушка. – Так звали собаку. Любимая собака Акселя, она повсюду следовала за ним по пятам. Помню, дедушка рассказывал, что Аксель назвал ее в честь своей первой любви. Собака осталась у нас, когда ее хозяин исчез, но бедняжка недолго прожила. Поговаривали, будто она умерла от горя. А дедушка так расстроился, что похоронил ее у заброшенного дома и поставил камень с ее именем. Боже мой, как это ужасно выглядело! Можно было подумать, что там похоронен человек! Детьми мы часто туда бегали, играли в привидения и пытались напугать друг друга.

С тех пор у нас в семье всегда держали собаку по кличке Сильвия, – продолжала Герда, поглаживая толстого мопса, сидящего у нее на коленях. – У нас это стало своего рода традицией. Вот это – Сильвия семнадцатая.

Мопс уставился на меня.

Сильвия? Мопс? Да они все тут спятили, что ли?

Герда продолжала рассказывать мне о собаке.

– И еще малыш Антон, такой добрый, он каждый вечер ее выгуливает, – добавила она и похлопала Анте по руке. Анте надел наушники.

Пальто и шапка Акселя. Его письменный стол и арифмометр. Мне стало очевидно, что он в самом деле существовал. И мы с ним жили в одном месте, только в разное время.

– Я вижу, ты о чём-то задумалась, моя дорогая, – проговорила Герда и погладила меня по руке. – Что-то приходит, что-то уходит… Такова жизнь, – продолжала она, устремив мутный взгляд к небу. Я подумала, что она слегка не в себе.

В эту самую минуту с другой стороны сада донеслись радостные возгласы папы, который с кем-то прощался. Герда схватила меня за руку и прошептала:

– Между верой и знанием есть много всего! Помни об этом, Малин!

Затем она совершенно нормальным голосом поприветствовала моего папу, который подошел к нам, неся в пакете помидорную рассаду.

И только когда мы уже сели на велосипеды и тронулись в путь, я сообразила, что не говорила Герде, как меня зовут.

33