Код Рублева

Пирогов покосился на артиста, затем снова перевел взгляд на генерала и смущенно произнес:

– Помогла одна добрая самаритянка.

– Женщина? – задумчиво переспросил генерал Слащев, и по лицу его скользнула тень улыбки. – Ну конечно. Шерше ля фам. Стало быть, в гостях у Махно вам не понравилось. Надеюсь, я не дам вам повода упрекнуть меня в отсутствии гостеприимства. Кстати, у меня есть отличный коньяк. А на закуску – сыр, ветчина и фрукты.

Пирогов скромно потупил глаза и сказал:

– Господин генерал, с нашей стороны было бы настоящим хамством отказываться от такого угощения.

Слащев засмеялся и повернулся к Алеше.

– Ну а вы, господин гимназист?

– Я, собственно, не голоден. А коньяк не пью вовсе.

– Отчего же?

– Алкоголь притупляет разум и ослабляет душу, – выпалил Алеша.

– Вот как? Это вам кто сказал?

– Отец. Он был врачом. Хорошим врачом, – добавил Алеша.

– Не сомневаюсь, – криво усмехнулся Слащев. – Но вот что я вам скажу, молодой человек: никогда не слушайте врачей. Они с молодости напуганы видом разверстого человеческого тела и мыслят категориями сугубо анатомическими. Разум и душа не числятся по их ведомству. Никита! – позвал он. – Прикажи там – пусть принесут коньяк и закуску!

Смазливый ординарец кивнул, выглянул из вагона и сказал несколько слов караулящим казакам.

Слащев меж тем переключил внимание на артиста.

– А что, этот молчаливый господин действительно итальянец? – поинтересовался он у Алеши.

– Да, – ответил Алеша.

– Жаль, что я не говорю по-итальянски, а то бы поболтали. Как же его сюда занесло?

– Он артист. Показывает представления.

Слащев усмехнулся:

– Самое время. Нынче вся Россия – один сплошной цирк. Справа – клоуны, слева – дикие звери. Только укротителя и конферансье нет – обоих сожрали. Слава тебе господи, скоро всей этой смуте придет конец. Выбьем большевичков из России и заживем. А, Степан, заноси!

Черноусый казак прошел в вагон и поставил на стол поднос с коньяком и закуской. Смазливый ординарец в белой кубанке подал генералу знак, тот кивнул и сказал:

– Степан, ты пока здесь побудь. У Никиты есть дела снаружи.

– Слушаюсь! – откозырял казак.

Ординарец вышел из вагона.

– Ну-с, господа, приступим? – Слащев разлил коньяк по стаканам и раздал стаканы гостям. – Вы, молодой человек, напрасно морщитесь, – сказал он Алеше. – Попробуйте, вам понравится. Тем более за Россию выпить – святое дело. Давайте-давайте, поднимайте!

Алеша нехотя взял свой стакан.

Вопреки его ожиданиям пить коньяк оказалось делом вовсе не противным. Особенно в сравнении с горилкой, которую Алеша попробовал ради интереса в том проклятом шинке. С первых же глотков по телу пробежала теплая волна, а губы сами собой сложились в улыбку.

– Вижу, коньяк пришелся вам по вкусу! – засмеялся Слащев. – Выпейте еще!

Алеша выпил. Пока Слащев беседовал о чем-то с Пироговым, он прислушивался к себе, отмечая новые ощущения. Ощущения были приятными. Пирогов говорил что-то о бандитах, которые захватили его дом, о том, что «в наше тяжелое время каждый русский дворянин должен», ну и так далее.

Если до сих пор Алеша смотрел на генерала с опаской и даже испугом, то теперь коньяк придал ему храбрости, поэтому, воспользовавшись паузой в разглагольствованиях Пирогова, он решил задать вопрос, который чрезвычайно его интересовал.

– И как скоро вы намерены выбить большевиков из России? – громко спросил Алеша.

Слащев посмотрел на него насмешливым взглядом и ответил:

– Ну совсем скоро не получится. Слишком много болванов окопалось в ставке. А почему вы спрашиваете?

Алеша облизнул губы и изрек:

– Мне кажется, вы проиграете эту войну.

Побледневший Пирогов ткнул Алешу локтем в бок и испуганно зашептал ему что-то на ухо. По лицу Слащева пронеслось как бы темное облако, но он тут же улыбнулся и спросил:

– Отчего же так, господин пророк? Отчего же непременно проиграем?

– Оттого что вы – воинство Херлы, – твердо ответил Алеша. – Блуждающие призраки.

– Херлы, говорите? – Слащев усмехнулся и подмигнул притихшему Пирогову. – Уж не ругаться ли изволите, господин гимназист?

– Вы – неприкаянное войско, – сказал Алеша опьяневшим голосом. – Вот вы зовете народ воевать за единое и неделимое отечество, а народ не понимает, что это такое. Для русского крестьянина отечество – это надел земли с избой посередине. А рядом – река с рыбой и лес с грибами.

Слащев презрительно дернул губой.

– Банальная точка зрения, – холодно сказал он.

Алеша насупился.

– Ну хорошо, – примирительно проговорил Слащев. – Какой же лозунг вы предлагаете взамен? Свобода, равенство и братство?

– Я думаю, что нужный лозунг висит в каждой русской избе, – сказал Алеша. – Это икона, а под ней – фотокарточка царевича Алексея. Плюс – надел земли, дающий работу и пропитание.

– То есть ваш лозунг – за царя, веру и землю, так я понимаю? – прищурился Слащев.

– Мне кажется, это единственный лозунг, с которым можно победить. Дайте крестьянам землю, веру – в качестве нравственной опоры и царя-защитника, и крестьяне, а их в нашем отечестве большинство, пойдут за вами все как один.