Код Средневековья. Иероним Босх

Пока же отец приходит со своим сыном в ремесленную художественную мастерскую, расположившуюся в доме близ рыночной площади, приветствует мастера, разговаривает с ним и осуществляет оплату. А в это время отрок, его сын погружается в незнакомую и неведомую дотоле для него вселенную, где царит своя собственная иерархия. Подмастерья сидят за мольбертами, что-то весьма кропотливо выписывая, прорисовывая или дописывая за мастером. Ученики же выполняют более простые операции: кто-то растирает яркий пигмент, превращая его затем путём хитрых, почти магических (в глазах неофита) манипуляций в краску, кто-то шлифует доску, кто-то грунтует холст, а кто-то изнывает от неподвижности, обречённый служить натурщиком, позировать для рисующих. Созерцающий все эти разнообразные занятия отрок пока ещё не знает внутренней иерархии мастерской и не ведает, что, кому и когда надлежит здесь делать. Ему предстоит долгое и тяжёлое освоение всех этих занятий и умений, которые когда-нибудь обеспечат ему работу подмастерья, а при удачном и успешном для него раскладе и стечении обстоятельств приведут его к статусу мастера.

Иероним Босх подобным юнцом, отданным в обучение, никогда не был, поскольку с младых ногтей осваивал художественное ремесло в мастерской своего отца. Однако вполне вероятно, что прошедшие такое становление ученики и подмастерья были у самого Босха, что могло бы объяснить существование беспредельного количества парафразов Иеронимова творчества, подражаний его манере, стилизаций и копий его картин. Множество таких учеников точно выпорхнуло из-под крыла и патроната Кранахов. Подобный путь отданного в обучение к мастеру проделал, например, Альбрехт Дюрер. Он вспоминал, как учился в мас-терской отца-ювелира, а с переходом под начало художника ему пришлось много претерпеть от подмастерьев его нового учителя Вольгемута. Первое время ученик-художник обучался лишь только подсобным приёмам, связанным со специальностью: растиранию красок, варке клея, натягиванию холста, грунтовке и т. п. Всё свободное время он должен был служить и помогать, в том числе – быть моделью для мастера и подмастерьев. Только спустя долгое время дело доходило до упражнений в рисовании.

Невзирая на зависимость от определённого окружения, контекста, среды, и несмотря на своего рода «коллективизм», сумерки Средневековья породили немало самобытных и неповторимых художников. Вместе с тем уникальность их неизбежно была обусловлена актуальной идеологией, читанными текстами, виденными изображениями, работами мастера-учителя, соратников и коллег. Самовыражение художника вовсе не было индивидуализировано и отчуждено, оно неизбежно вплеталось в узор превалирующих изобразительных традиций и в орнамент доминирующего эстетического канона. Художник, как и всякий другой средневековый ремесленник, не работал самостоятельно; деятельность его неизменно входила в состав более крупного производства, предприятия: цеха, гильдии[7], монастырской братии, городской или сельской общины, – в зависимости от вида, рода, характера труда работник принадлежал к тому или иному сообществу, к определённой корпорации.

Подобные союзы формировались на иных основаниях и согласно совсем другим критериям, нежели в наши дни. Например, идентично производимые, но разные по предназначению бытовые ножи и боевые кинжалы изготовлялись ремесленниками совершенно разных цехов – ножовщиками и оружейниками. Оружейники же в Германии состояли в союзе с седельных дел мастерами, с переплётчиками и – кто бы мог подумать! – со скульпторами! Архитекторы до XIII века входили лишь в цех каменщиков, но после, повысив свой статус, объединились с геометрами – представителями «свободных искусств». И тут явно зреет вопрос: а что же насчёт художников? Во Флоренции, к примеру, они состояли в одной гильдии с аптекарями, позолотчиками и ювелирами – но как же так получилось в случае с художниками? Дело в том, что каждый цех имел собственного святого покровителя, а у художников таким покровителем был Святой Лука: ведь согласно преданию ему явилась Богородица, которую он запечатлел на иконе. По профессии же Лука был врачом, поэтому медики и художники трудились под эгидой одного покровителя.