Код Средневековья. Иероним Босх

Существовали внутренние и внешние иерархия и порядок ремесленных союзов. Так, например, в обществе мясники, отнимавшие жизнь у животных, почитались менее, нежели медики, жизнь сохранявшие. Иерархия внутри цеха предполагала чёткую структуру. Руководство контролировало своих членов: заботилось об их благонадёжности, нормах поведения, репутации. Старшины присматривали, наблюдали, следили за брачными связями, развлечениями, одеждой и украшениями мас-теров, их жён и подручных. Так вырабатывался и создавался некий цеховой кодекс, система разнообразных запретов и правил, обязанностей и прав: например, могла быть табуирована покупка шёлка-сырца у евреев, по причине их религиозного «неблагонравия». Строг был регламент количества и качества производимых изделий: дурная продукция беспощадно каралась штрафами. Обязательные же общие взносы регулировали экономику цеха. Ремесленники (а в частности и художники) подвергались тщательному контролю, но нередко и поддерживались материально в тяжёлые времена.

Своды правил и предписаний, адресованные мастерам, так называемые сборники рецептов, рассказывают об акте ремесленного творения языком глубоко аллегорическим. Рецепты описывают весьма экзотические средства, что предписывались мастеру в его работе: пепел василиска, кровь дракона, желчь ястреба, моча рыжего мальчика. Применение лишь некоторых из таких ингредиентов было оправданно и имело рациональное обоснование. Остальные же кодировали специфический этико-символический язык ремесленного мастерства. Такой алхимический тезаурус с одной стороны шифровал рецепт, а с другой – теологизировал, сакрализировал работу мастера.

Вероятно, в Средневековье существовала идея о мастере-ремесленнике, как бы повторявшем – собственным актом производства, создания того или иного предмета, изделия – акт божественного творения, начальную борьбу космических сил, создание Космоса и полезных для человека вещей. Мир был создан Богом, а всё исходящее от Бога – прекрасно, поэтому и всякий мастер уподоблялся демиургу, однако его демиургия включала как язык христианской символики, так и мифо-поэтическую символику средневековой магии.

Путь мастера

Несмотря на то что Хертогенбос являлся городом весьма крупным, цеха художников в нём не было. Вместе с тем сама структура семьи ван Акенов, как и другой семейной артели города – ван Таул, следовала средневековой логике. Если отец и братья Иеронима всё ещё принадлежали к своеобразному семейному цеху, то Босх как художник новой формации мог позволить себе работать самостоятельно. В то же время его заказы зависели от одобрения и поддержки Братства. Обыкновенно цех или цеховое братство координировали заказы средневекового художника. В Хертогенбосе эта функция закрепилась за Братством Богоматери, благодаря пирам которого художник, архитектор или музыкант получал достойный заказ.

Итак, дом с мастерской, принадлежавший отцу Иеронима, стал местом, где художники обучались живописному ремеслу и искусству вести дела. После смерти отца братья делили мастерскую, а в 1481 году, купив доли наследства своих братьев и сестёр, Гуссен стал его единственным владельцем. После смерти Гуссена его вдова Катарина продолжала там работать, поддержав семейное дело. Примечательно, что она тоже была худож-ником-ремесленником: за 1499/1500 год значится запись об оплате работ «жене художника Гуссена за полихромную картину (или статую) Святой Варвары» (в те времена Иероним уже давно работал в собственной мастерской в доме Алейд). Старший сын Катарины, Ян, продолжил работу в семейной мастерской, как и её младший сын – Антоний ван Акен, разделивший имя и профессию деда. Подобно другим членам семьи ван Акен, Антоний, племянник Босха, трудился для Братства и для богадельни Святого Духа. В 1515 году городской Совет Хертогенбоса уплатил ему три гульдена и 12 стюверов за роспись нескольких гербов, сделанных для торжественного въезда в город Карла V. Антоний умер через несколько месяцев после смерти Босха, возможно, во время эпидемии холеры, сгубившей и его дядю. Дом же с мастерской, принадлежавший семье ван Акен на протяжении десятилетий, был продан в 1523 году семье Диркса ван Зоемерена, а в 1553 году дом уже принадлежал купцу Аарту Эймберцу.