Код цивилизации

Сближение началось в 1990-е годы, и в новом веке достигло высокой интенсивности. Бразильский аналитик Фабиано Мельничук объясняет эту тенденцию тем, что «обе страны переосмысливали свои идентичности и сблизились как партнеры на основе защиты курса на общее развитие (в случае Бразилии) и многополярного миропорядка (в случае России), чтобы укрепить свои совпадающие интересы на международной арене… Обе страны отступили от приверженности международному порядку, основанному на либеральном консенсусе, и от признания однополярного мира (при лидерстве США) после холодной войны»[546].

Ученые Института Латинской Америки Российской Академии наук подчеркивают: «Как сама по себе, так и в рамках формата БРИКС, Бразилия уже в ближайшие годы при наличии соответствующей политической воли в России могла бы стать важным союзником нашей страны в разработке принципиально новых стратегий мирового развития»[547]. Вместе с тем, Бразилия не заинтересована в «российско-боливарианской» оси в противовес США. Пределы российско-бразильского сближения просматриваются там, где начинает маячить угроза конфронтации с Вашингтоном.

А вот из Африки после распада Советского Союза наша страна действительно ушла. Как подчеркивает директор Института Аф рики РАН Алексей Васильев, «СССР сыграл выдающуюся роль в деле деколонизации Африки и в этом смысле действовал в русле исторического процесса. Именно поэтому России как наследнице СССР на международной арене достался большой, но постепенно убывающий капитал симпатий и признательности африканцев — база для дальнейшего политического и экономического сотрудничества. Остались от прошлого и негативные воспоминания: распространение на Африку (правда, в очень ограниченных масштабах) глобальной конфронтации СССР и США, втягивание африканских стран в разрушительную для них гонку вооружений»[548]. ЮАР — ведущий торговый контрагент в Африке, но товарооборот еще не велик — чуть больше 1 млрд долл.

Путин на Совещании послов летом 2012 года напомнил, что «политика «мягкой силы» предусматривает продвижение своих интересов и подходов путем убеждения и привлечения симпатий к своей стране, основываясь на ее достижениях не только в материальной, но и духовной культуре, и в интеллектуальной сфере. Пока, надо признать, образ России за рубежом формируется не нами, поэтому он часто искажен и не отражает ни реальную ситуацию в нашей стране, ни ее вклад в мировую цивилизацию, науку, культуру, да и позиция нашей страны в международных делах сейчас освещается как-то однобоко. Те, кто постоянно стреляет и наносит ракетные удары тут и там, — они молодцы, а те, кто предупреждает о необходимости сдержанного диалога, те вроде как в чем-то виноваты. А виноваты мы с вами в том, что мы плохо объясняем свою позицию. Вот в чем мы виноваты»[549].

Имидж Российской Федерации в последнее десятилетие страдал как от многовековых исторических стереотипов и остаточных фобий времен холодной войны, так от новых образов: страна в состоянии распада, деградации и нищеты, управляемая некомпетентными чиновниками, обуреваемая планами «возрождения империи», агрессор.

Немецкий журналист О. Зиньковский замечает: «Любопытно, что Китаю, Японии, Индии Запад позволяет быть уникальными. Азии не указывают, как жить. А Россию видят, скорее, как родственника, который сбился с пути, но, может, еще исправится. У Индии учатся. Русских поучают. Срабатывает некий «семейный синдром». Возможно, в его основе географическая близость. А еще — общие христианские корни»[550]. Безусловно также, что никто не в состоянии отменить геополитику. Сильных конкурентов не любят. На протяжении последнего века у США и Запада в целом было куда больше оснований рассматривать в качестве геополитического конкурента Россию, нежели Китай.