Код цивилизации

С 2012 года активизировались давно шедшие разговоры о создании зоны свободной торговли между Европейским союзом и США, о Трансатлантическом торговом и инвестиционном партнерстве[164]. Эшли Теллис, бывший советник президента США по политическому планированию, ныне работающий в Фонде Карнеги, называет основные преимущества проекта: «ТТИП, конечно, наиболее важно геополитически, поскольку США и Атлантическое сообщество представляют собой две самые большие концентрации экономической мощи в мире». Кроме того, это должно принести для обеих сторон прибавку к росту ВВП в 0,8–0,9 %; поможет превратить самый мощный военный альянс в самый мощный экономический пакт; «консолидирует экономическую и технологическую мощь Запада как минимум на следующее поколение, если не больше»[165]. Экспертами упоминается также возможность выйти из тупика, который создался в ходе Дохийского раунда переговоров о реформе ВТО. Выйти на уровень ВТО плюс в таких вопросах, как сельскохозяйственные тарифы, технические барьеры в торговле, интеллектуальная собственность[166].

Но и оппоненты этой идеи не молчат. Сторонники свободной торговли в глобальном масштабе видят в ТТИП подрывающий их усилия региональный проект. Тарифы в трансатлантической торговле и так низки. А противоречия между ЕС и США в торговых вопросах имеют давнюю историю и неизменный набор проблем, в первую очередь волнующих европейцев: субсидии сельскому хозяйству, здравоохранение и охрана труда, защита культурного разнообразия, антимонопольная политика, регулирование сектора услуг, генетически модифицированные продукты, охрана окружающей среды. И как можно производить пармезан где-то, кроме Пармы? Вряд ли разногласия скоро исчезнут. Кроме того, решение о вступлении соглашения в силу должно быть одобрено правительствами 28 стран — членов ЕС, что на сегодняшний день выглядит проблематично[167]. А экономические проблемы западноевропейских стран заставляют и Соединенные Штаты выжидать до лучших времен.

Если США и трансатлантическое партнерство остаются главным политическим вектором внешней политики Евросоюза, то основным экономическим партнером ЕС в последние годы становятся азиатские страны, прежде всего Китай. В 1996 году по инициативе Франции и Сингапура стартовал форум Азия — Европа (АСЕМ), проходящий на высшем уровне раз в два года. На саммите в Милане в октябре 2014 года были представлены 53 государства, прозвучали цифры экспорта из ЕС в Восточную Азию в 500 млрд евро и 573 млрд — в обратную сторону. Обсуждалось развитие нового Шелкового пути — транспортных маршрутов через Россию и Центральную Азию. Развитию отношений Евросоюза с азиатскими странами способствует отсутствие у ЕС имиджа военной сверхдержавы (как у США), имеющей стратегические интересы в Южно-Китайском море и Малаккском проливе[168].

Восприятие Китая в ЕС заметно отличается от американского, основанного на требовании к Китаю однозначно принять западные правила, считая иное поведение «ревизионизмом». Так, немецкие аналитики Себастиан Хейлман и Дирк Шмидт доказывают, что по своей Большой стратегии Китай мало чем отличается от других стран — защита суверенитета, экономическое развитие и максимизация национального статуса. Тема «китайской угрозы» — одна из центральных в американской литературе о международных отношениях — в Евросоюзе практически отсутствует[169].

Стратегический диалог ЕС — Китай стартовал в 1994 году. С 1998 года проходят ежегодные двусторонние саммиты. Для ЕС главной проблемой в сотрудничестве является колоссальный дефицит в торговле с КНР. Товарооборот превышает $400 млрд, при этом китайский экспорт в страны ЕС превышает европейский экспорт в КНР в три раза. Брюссель считает, что в этом виноват заниженный курс юаня, помогающий китайским экспортерам. В 2009 году ЕС выстраивал таможенные барьеры на пути дешевых китайских товаров, спасая собственных производителей. Кроме того, Евросоюз добивается от КНР сотрудничества по вопросу изменения климата: Китай на саммите в Копенгагене отказался брать на себя обязательства по сокращению выбросов углекислого газа.

Столкновение ценностей?