Код цивилизации

Взамен «превосходства» Никсон заговорил о «достаточности»: «Доктрина достаточности представляет собой открытое признание изменившихся обстоятельств, которые мы застали в сфере стратегических сил. Соединенные Штаты и Советский Союз достигли сейчас такого рубежа, где небольшие военные преимущества в стратегических силах имеют малое военное значение»[256].

Основным политическим документом, определившим контуры новой военно-политической стратегии республиканской администрации, явилась «доктрина Никсона», или «гуамская доктрина» (обнародована в июле 1969 года на острове Гуам). Объясняя ее суть конгрессу, Никсон говорил: «Ее центральный тезис заключается в том, что Соединенные Штаты будут участвовать в защите и способствовать развитию своих союзников и друзей, но что Америка не может и не будет замышлять все планы, разрабатывать все программы, принимать все решения и брать на себя во всем объеме оборону всех свободных стран мира. Мы будем оказывать помощь в тех случаях, когда в этом есть реальная необходимость и когда это будет отвечать нашим интересам»[257].

В рамках этой доктрины была предложена новая военно-политическая стратегия — «реалистического сдерживания». В соответствии с ней правительство Никсона потребовало от своих союзников опоры не на США, а на их собственные военные силы. И это относилось не только к партнерам Соединенных Штатов в Азии, где в рамках программ «вьетнамизации», «кореизации» и т. д. стала осуществляться замена американских вооруженных сил местными, но и к союзникам по блоку НАТО. Никсон объявил, что в военном строительстве будет ориентироваться на обеспечение способности США вести не две с половиной, как прежде (большие войны в Европе и в Азии и малую войну в любом регионе земного шара), а полторы войны. При этом не делалось секрета, что речь шла об отказе Соединенных Штатов вести «большую азиатскую войну», т. е. против Китая.

Сближение с Китаем стало одним из краеугольных камней внешнеполитического курса Никсона, который стал первым американским президентом, посетившим Пекин. «Если бы Советский Союз добился низведения Китая до состояния бессилия, это оказало бы воздействие на мировой баланс сил ненамного меньшее, чем советское завоевание Европы», — объяснял логику администрации Генри Киссинджер. При этом он замечал, что одновременное сближение США и с СССР, и с Китаем рассматривалось и как средство предотвратить сближение между этими двумя странами.

Все это не мешало подготовке с Москвой нескольких десятков конкретных договоров и соглашений. Вместе с тем разрядка не означала прекращение холодной войны. Киссинджер так описывал пределы политики разрядки в октябре 1973 года: «Эта администрация никогда не испытывала иллюзий в отношении советской системы. Мы всегда настаивали на том, что прогресс в технических областях, как торговля, должен следовать за прогрессом в создании более стабильных международных отношений и отражать его. Мы поддерживаем сильный военный баланс и гибкую оборонную политику как основу стабильности»[258].

Именно в начале 1970-х годов было начато осуществление тех планов развития стратегических вооружений, которые дали результат в следующие десятилетия. «После подписания ОСВ-1 наш военный бюджет вырос, — констатировал Киссинджер, — и администрации Никсона и Форда провели программы создания стратегических сооружений (ракет МХ, бомбардировщика Б-1, крылатых ракет, подводных лодок «Трайдент» и более совершенных боеголовок), которые и десятилетие спустя составляют костяк программ обороны и которые блокировались конгрессом до начала ослабления напряженности с Москвой»[259].