Код "Вероника"

— Плевать, — сказала она громко и открыла дверь. И тут же в ее сторону, шаркая ногами, двинулась троица зараженных, ей пришлось сосредоточить все внимание на них, что не давало девушке возможности рассмотреть детали большой комнаты, в которой они были заперты. Все трое были ужасно изуродованы — у них недоставало конечностей, с тел свисали длинные, рваные полосы кожи, разлагающаяся плоть сползала с них, открывая кровоточащие раны.

Они двигались медленно, мучительно стараясь добраться до нее, и она видела более старые шрамы на открытых участках гниющих тел. Когда она взяла на мушку первого, в груди что-то екнуло, тугой узел страха где-то в животе словно лопнул, Клэр стало дурно. По крайней мере, все было кончено очень быстро… но ужасное подозрение, закравшееся ей в мысли, возросло, и, хотя она надеялась, что ошибалась, одного взгляда, брошенного на окружающую обстановку было достаточно, чтобы подтвердить ее опасения.

"О Господи!"

Комната была странно-изящной, озаренной приглушенным светом люстры, висящей наверху. Пол был покрыт плиткой, на нем лежала узкая, прекрасно сотканная дорожка ручной работы, расстилающаяся от двери до места, больше всего напоминающего зону отдыха, на другой стороне комнаты. Там стояло мягкое бархатное кресло и журнальный столик вишневого дерева, кресло располагалось так, чтобы сидящий на нем мог видеть всю комнату… и это было хуже того, что она могла себе представить, даже хуже, чем подземный склеп шефа полиции Айронса, скрытый глубоко под улицами Раккун-Сити.

Там было два изготовленных на заказ водных колодца, к окантовке одного был пристроен позорный столб, а у другого была стальная клетка. Со стен свисали цепи, некоторые из них с наручниками, очевидно, много раз использовавшимися, на других были кожаные воротники и крюки. Было еще несколько тщательно продуманных устройств, которые она не стала рассматривать, какие-то штуки с зубцами и металлическими шипами.

Сглотнув горький ком, вставший поперек горла, Клэр сосредоточилась на месте отдыха. Диссонанс между элегантностью обстановки и самой комнатой, так или иначе, заставлял происходящее казаться хуже, словно штрих деформированного эго был добавлен к очевидному психозу создателя этого помещения. Как будто наслаждаться пытками людей было недостаточно, он — или она — желал наблюдать за мучениями, утопая в роскоши, как обезумевший аристократ.

Она заметила книгу на журнальном столике и пошла за ней, пристально смотря прямо перед собой, не отвлекаясь на окружающее. Вирус, зомби, монстры, напрасные смерти — все это, конечно, было ужасно, трагично или пугающе, или все сразу, но то безумие, которое сейчас было перед ее взором — со всеми этими цепями и устройствами для пыток — вселяло дикий страх в ее душу, потому что от его вида ей хотелось потерять свою веру в человечность.

Книга оказалась журналом в кожаной обложке, страницы в ней были из плотной высококачественной бумаги. Надпись внутри гласила, что она является собственностью доктора Инока Стокера, и больше не было никаких заглавий или других надписей.

— Он знает, части загадки…

Клэр не хотела даже касаться журнала, не то что читать его, но Родриго, судя по всему, думал, что это может помочь ей. Она пролистала несколько страниц — датировка в записях отсутствовала — и начала просматривать тест, ища в тексте, написанном узким, небрежным почерком, знакомые слова или имя, может быть, что-то про загадки… вот, запись, в которой несколько упоминаний об Альфреде Эшфорде. Она тяжело вздохнула и начала читать ее.

"Сегодня мы, наконец, обговорили детали моих предпочтений и удовольствий. Господин Эшфорд не поделился своими, но он снова ободрил меня, так же сильно, как и шесть недель назад, когда я только прибыл сюда. В самом начале его проинформировали, что мои потребности являются несколько нетрадиционными, но теперь он знает все в мельчайших подробностях. Сперва мне было неудобно, но господин Эшфорд — Альфред, он настоял на том, чтобы я звал его так — оказался прекрасным слушателем. Он сказал, что он, равно как и его сестра, абсолютно горячо одобряют исследования, проводимые опытным путем, а не в теории. Он сказал мне, что я могу считать их родственными душами, и что здесь я свободен.

Было так странно — я описывал вслух те мои ощущения, чувства и мысли, которыми никогда и ни с кем не делился. Я рассказал ему, как все началось в то время, когда я был еще маленьким мальчиком. О животных, с которыми я экспериментировал вначале, и о том, как впоследствии делал то же с другими детьми. Тогда я не знал, что способен на убийство, но понимал, что вид крови волнует, возбуждает меня, что причинение боли заполняет пустоту и одиночество внутри чувством власти и контроля.

Думаю, он понимает мои чувства к крикам, о том, как они важны для меня и…"