Кодекс

— Если ты о раке, не сомневаюсь, он по-прежнему со мной, но пока не нанес удара. Пара месяцев у меня есть. Я вам не успел сказать: проходимец забрался ко мне в мозги. Но пока все нормально. Я чувствую себя превосходно. — Он обвел глазами горы. — Ну, давайте выбираться отсюда.

— К сожалению, это не так просто, — заметил Том.

— То есть?

Том посмотрел на братьев.

— У нас проблема. И имя этой проблемы — Хаузер.

— Хаузер? — изумился Максвелл.

Том кивнул и рассказал, какие каждому из них пришлось пережить приключения.

— Хаузер… — повторил старик и взглянул на Филиппа. — Ты связался с этим проходимцем?

— Извини… Я подумал…

— Ты подумал, он может знать, куда я отправился? Что ж, я сам виноват: не предусмотрел такую возможность. Хаузер — безжалостный садист. Однажды на моих глазах он чуть не убил девочку. Взять его в компаньоны было самой главной ошибкой моей жизни. — Бродбент опустился на камень и покачал косматой головой. — Невероятно, насколько вы рисковали. Какую же я совершил оплошность! Последнюю из многих!

— Ты наш отец, — сказал Бораби.

— Тоже мне отец, — фыркнул Максвелл. — Подверг вас такому глупому испытанию. А совсем недавно эта идея казалась мне отличной. Каким же я был идиотом!

— Но мы тоже не оправдали твоих надежд: не стали тремя папочкиными сыночками, каких ты хотел видеть, — заметил Филипп.

— Четырьмя, — поправил его Бораби.

— Четырьмя. Или есть еще? — усмехнулся Вернон.

— Насколько мне известно, нет, — покачал головой Максвелл. — Четырех хороших сыновей вполне довольно. Если бы я вовремя понял, какие вы хорошие… — Он поднял глаза на Вернона. — Вот только мне не нравится твоя борода. Когда ты ее наконец сбреешь? Ты с ней похож на муллу.

— Ты сейчас тоже не слишком чисто выбрит, — парировал Вернон.

— Извини. — Максвелл махнул рукой и рассмеялся. — Со старыми привычками тяжело расставаться. Можешь растить свою бороду дальше.

Наступило неловкое молчание. Солнце еще выше поднялось над горами и заливало округу уже не золотистым, а белым светом. Пролетела, дружно взмывая, ныряя к земле и бросаясь из стороны в сторону, стайка галдящих птиц.

Том посмотрел на Бораби:

— Нам надо продумать план отступления.

— Я уже думать, брат. Будем ждать, пока темно. — Индеец посмотрел на небо. — Вечером пойдет дождь. Он нас укрыть.

— А как насчет Хаузера? — поинтересовался Максвелл.

— Он ищет гробницу в Белом городе и пока не додумался добраться до скал. Он не знает, что мы здесь.

Бродбент обвел глазами сыновей.

— Вы, случайно, не принесли ничего поесть? А то после той чепухи, которую мне оставили в гробнице, не очень-то побегаешь.

Бораби развязал мешок и начал выкладывать еду. Бродбент сделал шаг и покачнулся.

— Господи, свежие фрукты! — Он впился зубами в манго. Сок брызнул изо рта и потек на рубашку. — Рай, да и только.

Старик покончил с одним манго и взялся за второе. Заел папайей и филе копченой ящерицы.

— Бораби, ты вполне можешь открывать ресторан.

Том наблюдал, как отец ест. Он никак не мог поверить, что старик жив. В этом было нечто нереальное. Изменилось все и ничего.

Бродбент закончил трапезу, прислонился спиной к каменной стене и обвел глазами горы.

— Отец, — попросил Филипп, — если ты не против, расскажи, что произошло с тобой в гробнице.

— Расскажу, — согласился старик. — Мы устроили большое празднество. Не сомневаюсь, Бораби вам говорил. Я выпил смертельное снадобье Каха. А следующее, что я помню — как проснулся в кромешной тьме. Будучи добросовестным атеистом, я никогда не сомневался, что смерть обрывает сознание. Таково было мое убеждение. Но теперь находился в сознании, однако не сомневался, что умер. Никогда в жизни я так не пугался. Я метался по гробнице, и тут мне пришло в голову: я не только умер, но попал в ад!!!

— Не может быть, — удивился Филипп.

— Ей-ей, — покачал головой Максвелл. — Ты не представляешь, какой я испытал ужас. Я стенал и завывал, как погибшая душа. Призывал Господа. Молился, каялся и обещал, что исправлюсь, если получу шанс. Ощущал себя совсем как содомит на картине Микеланджело «Страшный суд», который умоляет о прощении, а демоны в это время увлекают его в огненное озеро.

А когда от воя и жалости к себе потерял последние силы, ко мне стали возвращаться крохи здравомыслия. Я облазал на четвереньках всю темницу, и до меня стало доходить, что я все-таки не умер, что нахожусь в гробнице и что Ках похоронил меня заживо. Он так и не простил мне нанесенную отцу обиду. Я должен был это предвидеть. Ках всегда мне казался хитрющей старой лисой. А когда я нашел рядом с собой еду и воду, понял, что испытание предстоит долгое. Хотел устроить вам веселое приключение, но повернулось так, что моя жизнь зависела теперь от вашего успеха.

— Веселое приключение? — недоверчиво переспросил Филипп.