Кодекс

Но в сороковых годах пятнадцатого века, Иоганн Гутенберг изобрел нечто, что позволило идеям, идеологиям, распространятся как пожару. Он создал печатный пресс. Цивилизация позволила мемам появится, множится. И все же обмен информацией был слишком медленным, знание было слишком легко контролировать. У цивуса средних веков не было выбора, о самой важной вещи — слове божьем — он мог узнать только через привилегированную касту жрецов. Но стоило множеству печатных библий наводнить континент, стоило грамоте стать чуть доступнее, как они начали задаваться вопросом — а зачем нам содержать бесчисленных духовников, если каждый сам теперь может читать интерпретировать священную книгу. Конечно, в итоге все обернулось не совсем так. Устоявшийся нарратив говорит нам, что католическая церковь была коррумпированной, тиранической организацией, эдакой империей зла, подавляющей всякое свободомыслие, удушающей науку, если та противоречила догме, а протестанты — борцами за свободу, либеральными, рациональными. Только вот Мартин Лютер, отец Реформации, восхищался Савонаролой, который установил теократическую диктатуру во Флоренции. Главной темой его девяности пяти тезисов, главной претензией к церкви, было то, что она слишком мягко обращается со всякого рода грешникам. Которых, с его точки зрения, нужно было карать, карать без жалости, вместо того, чтобы продавать им индульгенции. Его стараниями, простая вера уступила место агрессивному фанатизму. Который очень скоро вылился в первые религиозные войны. Да, кто-то мог бы поспорить с этим утверждением, сказать, что религия была источником войн и раньше. Упомянуть крестовые походы, например. Только вот Урбан Второй, воззвавший к первому крестовому походу, весьма прямо говорил, что главная его цель — это взять ведущую бесконечные междоусобные войны знать, и спровадить ее подальше, где она будет чужой проблемой. Можно долго говорить об успешности и этичности подобного подхода, но нельзя оспорить факт, что в его решении на первом месте стояла политика, а призвание помочь страдающим под игом ислама христианам — не более чем инструментом пропаганды.

Итак, создание печатного пресса отделило средневековье от нового времени, и принесло зло, доселе неведомое. Другой пример, который приходит на ум — ты знаешь, что в средние века католики не жгли ведьм? Еретиков — да, как носителей опасных мемов, которые грозили расщепить общество. Но не ведьм. Более того, официальной позицией церкви было мнение, что ведьм не существует. Но стоило выйти “Malleus Maleficarum”, и по всей Европе зажглись сжигающие невинных костры, которые не угасли триста лет.

И все же, книгопечатание было только началом. Только первой ступенью к тому, что в итоге сожгло землю. В столетия, что последовали, технологии развивались. Железные дороги и пароходы сократили расстояния, индустриализация требовала, чтобы даже низшие слои общества были минимально образованными. И как новый транспорт сблизил тела людей, так радио и пресса сблизили их души. Мир стал теснее, и в этой тесноте легко распространились новые вирусы, новые разрушительные идеологии. Колониализм Нацизм. Коммунизм. Империализм, обоснованный не только амбицией одного смертного лидера, а идейно обоснованый, как бремя белого человека, как право избранной богом расы господ, как классовая необходимость. И с новыми идеями, новым был и масштаб разрушений. Войны, затронувшие весь мир. Затронувшие, но не уничтожившие. Нет, для этого нужно было средство распространения мемов еще более эффективное.