Кодекс бесчестия. Неженский роман

Тут, совсем некстати, Наташа сообщила, что звонит Скипа. Александров велел сказать, что он до вечера в Правительстве, перезвонит завтра. Коля видел, что Константин в ступоре. Ладно, пусть придет в себя. У Коли были и свои секретные ресурсы. Его секретарь дружила с начальницей канцелярии Центробанка. Письмо в ЦБ поступило, начальница канцелярии согласилась его не регистрировать до вечера и не класть в почту Председателя раньше следующего утра. К утру Костя соберется… А ему самому расслабляться нельзя, ему надо немедленно на Старую площадь…

– Коля, – только что не простонал Александров, когда Трофимов, уже с папкой, зашел к нему. – Ведь полтора ярда живых денег! Мы бы заткнули военные дыры, утоптали бы Жмужкина, поставили бы на ноги этот чертов холдинг.

– Опять двадцать пять! Не думай ты о Mediobanca. Если до конца года от этого говна отмоемся, нам ничто не помешает вернуться к вопросу в следующем году. Мы Скипе нужны не меньше, чем он нам, он и через год к нам придет.

За Колей закрылась дверь, а Александров уставился в окно. Не может быть, чтобы из-за одной бумажки, которую кретин-председатель антимонопольной службы подмахнул, не читая… Не может быть, чтобы все прахом. К вечеру он точно придумает, как спасти… Нет, не банк. Банк спасать нечего, это у Коли паранойя. Сделку надо спасать. Какой следующий год, сделка ему нужна сейчас! Не может быть, чтобы все зря, этого просто не может быть. Так… А что если… Ну да! В конце концов, Берлускони об этом может лично «папу» попросить.

Точно! Уж если скакать со льдины на льдину, то сейчас надо именно, чтобы Берлускони попросил «папу». Скипе не придется долго объяснять, что и зачем. И даже – как это сделать. Мысль проста, как три копейки. Александров даже повеселел.

– Константин Алексеевич, – снова вошла Наташа. – Сегодня день странный какой-то. Вам еще одно письмо. Завканцелярией его выбросить хотел, но пришел к нам в секретариат посоветоваться. Мы подумали, что если вы прочтете, хуже не будет. В крайнем случае, сами выбросите. Какая-то женщина вам пишет, с мозгами явно не дружит. Извините, если я превысила свои полномочия.

Секретарь протянула шефу лист бумаги, исписанный круглым женским почерком, с аккуратно пришпиленным к нему конвертом.

«Константин,

Я никогда бы не посмела написать тебе, нет смысла ворошить прошлое. Но меня извиняют обстоятельства, которые касаются именно тебя. Ты должен знать, что творится, и обезопасить себя…»

Александров продолжал бегать глазами по строчкам, понимая с каждой строкой все меньше. Бред какой-то…

«…Мой муж делает все, чтобы тебе навредить. Я бы даже сказала, нагадить. Прости, это слово не из моего лексикона, но за восемнадцать лет жизни с ним я стала хуже той, которую ты знал. Именно нагадить. Я знаю, что у вас с ним общие дела. Ты, возможно, ему доверяешь. Но он занят какой-то злобной деятельностью, о которой я могу лишь догадываться по обрывкам телефонных разговоров. Впрочем, вчера он сам мне рассказал. Он считает, что ты разоряешь банк и разбазариваешь деньги, отпущенные на оборону. Повторяет, что его долг – открыть на это глаза какому-то монопольному ведомству, я не очень поняла. Это, конечно, зависть. К твоему успеху, силе, даже к частному самолету. И еще страшная злоба. За что он так тебя ненавидит, я не знаю. Возможно, знаешь ты. Хотя он может ненавидеть и без причин.

Да, чуть не забыла. Ведь ты можешь и не знать, о ком речь! Мой муж – Чернявин Юрий Сергеевич.

И еще, раз уж я решилась тебе написать. Ты мог бы встретиться со мной? Мне придется попросить тебя помочь моей дочери Маше. Если ты готов меня выслушать… Пожалуйста… Мой телефон…

Лида».

Александров смотрел на письмо, понимая лишь одно: этот день он запомнит надолго. Странно, что он не мог вспомнить, за кого Лида вышла замуж. Интересно, сыграл ли тут роль «человеческий фактор», как принято теперь выражаться. Знал ли Чернявин об их отношениях? Если бы он, хренов разведчик, заставил себя вспомнить, за кого вышла замуж Лида, а не гнать от себя те мысли, многое было бы иначе. Мысли просто так не приходят, идиот! Но что теперь-то? Надо встречаться с Лидой. Это же не только предостережение, тем более запоздалое. Это донос, классика жанра. Ему все ясно… Донос на мужа, с которым прожито восемнадцать лет. Можно назвать и криком о помощи. В сущности, одно и то же.

Глава 20. Всеобщая мобилизация

Пригожин приветливо поил Александрова чаем, повторяя банальность про дураков, которых нельзя заставлять молиться. Заверял, что причин для расстройства нет, к письму никто всерьез относиться не собирается, а задача Центробанка – осуществлять надзор.

– …За нормативами прежде всего, а у тебя с этим вопросом полный порядок. Поэтому, с чего это ты впал в такое уныние, я в толк не возьму. Низкая оценка, которую враги-итальяшки тебе насчитали, меня, конечно, беспокоит, но я всегда предвидел, что по-другому и не будет.