Кодекс Инквизитора. Книга II (СИ)

Шороха я недооценила. В отличие от меня, он был воистину высококлассным профессионалом. Не зря служил в разведке без малого двадцать лет. Если я полагалась исключительно на взор истины, то полковник обладал навыками Зверобоя. Сроду бы не определила по обломанной ветке направление, в котором скрылась беглянка. Опытный военный безошибочно выкупил курс, и несмотря на невидимость, через какое-то время нам удалось нагнать жертву. Как оказалось, далеко уйти не успела, но надобно отдать должное: лукавства девчонке не занимать. Схоронилась пигалица за аномалией, в надежде на то, что глупые нубы влипнут по неосмотрительности.

Взяли девчонку в клещи грамотно: скрутили, даже не помяв рёбра. Вязать не стала, без затей вручила очередной паёк. Лучше купить лояльность, чем галопировать за этой козой по долинам и взгорьям.

— Ты убила Рока! Как такое возможно? — Замарашка, приняв коробку с пайком, прижала к груди, будто опасаясь, что я возьму — и отберу провизию.

— Не знаю, кто такой этот твой Рок, но не думаю, что фатум имел материальное воплощение и носил ошейник. Уничтожить его было просто: существо уж очень неповоротливо и уязвимо в точке выхода.

— Дыхание Рока убивает всё живое на сотни метров вокруг! Ты не могла выжить! От него не укрыться.

— Не спорю, но, как видишь, я жива. Это он убил тех бедолаг на поляне? — В ожидании ответа протянула Шороху пайку. Пора бы и нам подзаправиться.

— А больше некому. Рок ощущает энергетические возмущения барьера. Если кто-то по неосторожности коснётся защитного контура, то он явится и истребит всё живое. Из нашей группы выжила только я. Давно это было. Лет десять или одиннадцать назад, не помню уже, многое стёрлось из памяти. В данном месте время течёт иначе. Который сейчас год? — Девица, сунув сразу половину плитки шоколада в рот, блаженно зажмурила глаза.

— С утра было двадцать восьмое августа две тысячи двадцать четвёртого года.

Я взглянула на девку с подозрением. Десять лет? В каком же возрасте она попала в разлом? Ей на вид больше двадцати не дашь. О чём и осведомилась:

— Ты слишком юно выглядишь, давай-ка по порядку, и начнём с того, за каким чёртом пыталась нас убить и что за магию использовала. Перед атакой я слышала треск, будто бревно разломали пополам, — посмотрела на грязнулю взором, не терпящим возражений.

— Двадцать шестой, значит… Полагала, что меньше времени прошло. Я попала сюда в тысяча девятьсот девяносто восьмом. Выходит, двадцать шесть лет назад. Незадолго до рейда мне стукнуло девятнадцать. Есть зеркало, рыжая?

Что за манера такая — тянуть ручонки требовательно, будто я давний долг не вернула!

Зеркало Мораны давать не стала: мало ли что может случиться, попади артефакт в руки смертного? Взглянет одним глазком на отражение — и прахом обратится. Вынув из хранилища обычный несессер, вручила девке.

Уму непостижимо! Сорок пять лет! Да она мне в матери годится, а выглядит чуть ли не моложе! Всё никак не свыкнусь, что я в мире магии, а тут и не такое может быть. Чего только стоила аморфная вонючая куча. Знать бы ещё, кто эту нелепицу послал в разлом на мои поимки.

— А я ничего, правда? Помыться бы, у тебя нет воды случаем? — Требовательная рука пощёлкала пальцами перед самым носом.

— Гель для душа, мочалка, две канистры горячей воды по двадцать литров — всё есть у меня, но не про твою честь! Пока не ответишь на интересующие вопросы, ничего не получишь, а будешь волынку тянуть… оставлю тебя в аномалии век доживать! Хватит тень на плетень наводить, отвечай, с тобой княжна разговаривает!

— Какие мы величавые! Вы только посмотрите! Сама княжна одолжение сделала! Позабудь, кем была за кромкой, здесь все равны. Нет у тебя больше титула. Оставь всё, что было дорого, всех, кого любила. Ты никогда отсюда не выберешься! Свезло раз, гробанешься через день или два. Полагаешь, я не пыталась? Дальше третьего сектора никто не заходил! А знаешь, сколько их всего? Двенадцать, мать твою! И в каждом — смерть и ничего, кроме смерти! Считаешь, в сказку попала? Приключений захотелось? Я тоже когда-то была наивной дурочкой. Имя графини Евдокии Николаевны Лопухиной что-нибудь говорит тебе, княжна? — Щёки девушки, а теперь уже женщины, полыхнули красным. Пунцовый румянец проступил, несмотря на грязь.

Ишь, как ярится, будто солнышко!

«Василиса, что нам известно о графине-потеряшке, есть информация?»

«Минуточку, взгляну в базе, быть может, что-то отыщется».