— Ты строил собственное гнездо на границе двух миров: человеческого и аспидового. Эсферия — такое же твоё детище, как башни в родовом гнезде. Я никогда бы не стал ограничивать тебя. Там — твой дом, твоя башня, твои люди. Но я хотел бы, чтобы со временем и это место стало для тебя и твоей семьи домом. Когда кладки оживут, я попрошу Вулканию помочь нам восстановить первозданный облик родовых гнёзд Великих домов. В миниатюре, конечно же, для начала, — тут же поправился Райо, заметив мой скептический взгляд. — Будем отстраивать по башне по мере надобности и роста семьи, как в древности.
Сперва я хотел возразить деду. Такое гнездо для нас было чересчур громоздким. Не хотелось бы, чтобы коридоры пустовали и эхом встречали своих редких гостей. У нас будет всего два с половиной десятка аспидов, а не две с половиной тысячи. А потом дал себе мысленный подзатыльник: «Какого хера, собственно? Это дом Райо. Если он хочет вернуть ему первозданный вид, зачем мешать?»
Кроме того, в голову закралась ещё одна мысль:
— Райо, а может, идея с башнями-зубцами не так уж и плоха. Сделай их тринадцать, по количеству Великих домов. Тебе всё равно воспитывать этот детсад. Удобней всего этим будет заниматься в одном месте. А когда они подрастут, тогда и смогут восстанавливать свои родовые поместья.
Кажется, моё предложение понравилось деду, ибо он подвис, мысленно уже руководя стройкой века.
Меня же вдруг скрутило чувство тревоги и страха. Следом пришла волна боли, тут же отпуская. Я потянулся к кровной связи, пытаясь определить, кому грозит опасность, но меня опередила троица моих жён, настоящих и будущей. Практически одновременно от них пришло одно и то же сообщение:
— Начались роды!
Глава 23
Вселенная-таки сумела меня удивить. На нас никто не пошёл войной, не случилось апокалиптического прорыва изнанки, боги не решились уничтожить мою вотчину, и даже ни один наёмный убийца не попытался испортить нам этот день.
Спустя три часа схваток Тэймэй родила мне сына. Не передать словами моих чувств, когда Света отдала мне в руки маленький кряхтящий сверток. За обе свои жизни я не испытывал ничего подобного. Я делился кровью, обменивался клятвами, умудрился даже душу раздробить, но это всё было не то.
Совру, если скажу, что меня накрыло всепоглощающей любовью. Хрена с два. Меня раздирало на части от восторга и страха. Вот оно — продолжение меня, плоть от моей плоти и кровь от крови. Страх же… сделать больно, не оправдать надежд, не увидеть, как он растёт.
Разом привалило стотонной плитой ответственности. Это, наверное, ближайшее по ощущениям сравнение.
Света с улыбкой говорила на фоне важные сведения:
— Поздравляю, у нас совершенно здоровый мальчик. Вес — три пятьсот, рост — пятьдесят три сантиметра. Магический потенциал — вне ранга… Тэймэй чувствует себя хорошо…
Я же всматривался в разумные глаза сына. Я видел многих младенцев, когда рос в приюте. С рождения у них взгляд застывший, будто они слепы. Лишь на второй-третий месяц они прозревают, и в их взгляде проявляется жизнь. Но здесь…
Душа сына, осознавшая себя ещё в утробе, и душа Йордана, прекрасно представлявшего, на что он шёл, — всё смешалось в непередаваемый коктейль. Мы изучали друг друга внимательно, знакомились. В этом взгляде не было заискивания или нарочитой детскости. Нет. Это был взгляд равного. Я вдруг осознал, что во что бы то ни стало хочу видеть, как он вырастет, как войдёт в силу и заставит с собой считаться. Почему-то перед глазами стоял образ, где мы плечом к плечу стоим на вершине одной из башен гнезда Великого дома Эсфес и наблюдаем за полётом двух маленьких дракониц: розовой и белой.
Видение исчезло так же быстро, как появилось. Я так и не понял, что это было: морок или иллюзия. Но если же каким-то чудом это было будущее, то я очень хотел до него дожить.
Я удобнее перехватил сынишку, поддерживая головку, и вошёл вслед за Светой в покои Тэймэй. Та выглядела слегка уставшей, но счастливой. По щекам её потекли слёзы при взгляде на нас с сыном.
Там же в покоях была и Ольга. Удивительное дело, все три женщины, которых я выбрал себе в спутницы жизни, не просто не ревновали и не пытались соперничать, они искренне поддерживали друг друга. В глазах эмпатки к сыну сейчас светилось не меньше любви, чем во взгляде Тэймэй. Светлана же и вовсе фонтанировала радостью и спокойствием.
Света и Ольга тактично дали нам с Тэймэй побыть наедине.
— Спасибо! — я поцеловал жену в губы и передал ей сынишку. Тот зашевелил ручками, сжатыми в кулачки, и переводил взгляд с меня на мать и обратно.
— Как назовём? — тихо спросила Тэймэй, высвобождая грудь и прикладывая к ней сына. Выглядело это столь естественно, что я невольно залюбовался. Сын сразу же с аппетитом принялся сосать, изредка причмокивая.
Признаться, вопрос застал меня врасплох. Слишком во многих культурах, странах и даже мирах предстояло жить сыну, чтобы можно было обойтись одним именем. Моё молчание Тэймэй восприняла своеобразно.
— Я понимаю, что старший наследник — твоя прерогатива…