Припадок успел закончиться, но мальчик благоразумно не вмешивался в разборки взрослых. Он чувствовал, что творится какая-то магия, но собственный дар не спешил с подсказками.
Обыскав замороченного воина, магичка крепко задумалась. На груди у того висели серебряный перстень рода с гравировкой горностая и кулон, внутри которого обнаружился свёрнутый свиток с весьма коротким посланием от японского хондосского волка, графа Хидео Нихоками. Там были координаты и иероглифы, обозначающие «Морской ёж», «оракул» и «будущее».
«Да что вообще здесь происходит? Неужели семьи Нихоками и Окойя решились на прямой беспредел на землях Уни и вблизи земель Инари? Они — самоубийцы? Куда смотрит император? Может, мать и была права, когда отправляла послание в императорский дворец?» — мысли беспорядочно метались, но Тэймэй поостереглась убивать наследника Окойя. Одно дело — убийство князя Меказики, там она защищала мать, другое дело — вмешиваться в чужие политические интриги, убивая Окойя. Она абсолютно ничего не знала о ситуации на Родине. Но всё же Тэймэй колебалась, не понимая, какое решение принять. Горностай её видел и, вероятно, сможет опознать. Убить или нет?
— От его смерти будет больше проблем, чем от жизни, — тихо промолвил оракул, — однажды он вернёт тебе долг жизни, но у него дрогнет рука…
— Пусть тогда живёт, — махнула рукой Тэймэй. — Но откуда ты знаешь?
— Я это не контролирую, оно приходит, когда хочет, и никогда, когда надо, — пожал худенькими детскими плечами Атараши.
— Значит так, потерянный молодой месяц, изгнанный из рода Морского ежа… ещё и оракул, — пробормотала себе под нос магичка, добавив совершенно другим уверенным голосом, — меня зовут Тэймэй Инари, я — дочь погибшего князя Ацухиро Инари и его наследница. Сейчас у тебя есть выбор: проследовать со мной в безопасное место, подлечиться и уйти на все четыре стороны или принять покровительство рода Инари. Оставить тебя в таком состоянии посреди разграбленной пылающей деревушки я не смогу. С ответом не тороплю, можешь подумать. А пока давай свою ладошку, нам нужно убираться отсюда, пока вся армия Окойя не явилась по твою душу.
Тэймэй почувствовала, как детская ладошка безошибочно легла ей в руку. Так и не поверишь, что ребёнок ничего не видит.
— Я пойду с тобой.
Одной рукой ребёнок крепко держал Тэймэй, а другой прижимал к себе грязную рисовую лепешку. Они выходили из лачуги под пеленой невидимости. Сперва магичка хотела выпустить дар наведённых эротических фантазий на полную мощность, но потом передумала. Мало ли, сколько здесь воинов. Демонстрировать собственные силы ещё было рановато. Прокол одного воина можно списать на случайность, но превращение целого отряд бойцов в пускающих слюни извращенцев игнорировать не получится.
Они медленно пробирались в сторону берега. Тэймэй создала себе тёплый плащ, отороченный мехом, а мальчику такую же накидку поверх его лохмотьев. Вокруг слышались крики, лязг оружия. От обилия крови кружилась голова, а может, из-за поддержания иллюзии сразу в нескольких заклинаниях. Пора было возвращаться на Якусиму. Лекарь ей уже не понадобится. Отчего-то Тэймэй сразу и безоговорочно поверила Атараши, постоянная жажда крови лишь подтверждала его слова. И если дальнейший план по возвращению рода под собственную руку представлялся Тэймэй довольно точно, то чего ожидать от разговора с Михаилом магичка не знала и осознанно боялась этого разговора.
Помогая Атараши взобраться на ската, магичка заметила огибающие остров корабли со штандартами рода Уни. Значит, род Морского ежа всё же решил вступиться за собственных людей. Мысленно подгоняя ската и корректируя курс, как когда-то учил её отец, Тэймэй уносила с собой главную жемчужину чужого рода, так бездарно потерянную из-за человеческих предрассудков. Атараши доверчиво прижимался спиной к магичке, кутаясь в необычайно тёплую накидку, и слушал успокаивающий шум волн.
Тэймэй нежно улыбнулась, вспомнив, как ещё пару месяцев назад к ней так же доверчиво прижимался Андрей Подорожников, племянник Светы. Ещё один ребёнок, которому с избытком судьба отсыпала горестей и испытаний. Тэймэй затянула тихую песню о доме, пылающем очаге и родных материнских руках.
Мальчик, убаюканный морем, уснул, а Исико украдкой смахнула слезу, ведь сама в детстве часто пела эту песню дочери. Прошли годы, и сердце матери разрывалось от счастья обретения давным-давно утраченного ребёнка. Но песня… Песня была именно тем мостиком, который надёжно соединил два разных берега, разделённых рекой времени. Это её Тэймэй, её малышка. Как когда-то Исико собственным телом закрывала дитя от яда изнаночных тварей, так и сейчас готова была принять на себя все горести и беды дочери. Вот только её доверие ещё придётся заслужить. И первое, что необходимо узнать, зачем дочери нужен лекарь.