Кодекс Ордена Казановы

Светлячки снова показали картинку, на этот раз безлюдную. Её вполне можно было подписать блоковскими строками: "Ночь. Улица. Фонарь. Аптека. Бессмысленный и жёлтый свет". Разве что без аптеки. Лёхин вздохнул и снова сунул жучков на место. Почему-то строка "Бессмысленный и жёлтый свет" напомнила, что в прошлом многие поэты и писатели использовали этот цвет как символику, а значил он болезненное состояние, неуравновешенность. И, почти задрёмывая, Лёхин улыбнулся: а как же солнце? Самое средоточие жёлтого?

Из карты вылупились лохматые макушки, вытаращились на Лёхина, рассуждающего на такие странные темы. Но Лёхин плавающих удивлённых глазищ уже не замечал. Как когда-то давно — ещё учась в музучилище — он от нехватки времени на сон научился спать коротко, около десяти минут. И сейчас словно впал в сонные две минуты, а очнулся — и готово, отдохнул.

Придержав сползающую с колен карту, он спросил:

— Дмитрий Витальевич, если не секрет, как пообщались с Саввой?

— Очень хорошо, — суховато улыбнулся Соболев. Но, видимо, в его окружении Лёхин оказался единственным, с кем можно без утайки и всласть поговорить, поэтому он всё-таки продолжил: — У старика до пенсии денег не осталось. Мы походили по магазинам и закупили нужное. Савве трудновато пока одному тащить. Договорились на завтра сходить в поликлинику по месту жительства старика. Движение и свежий воздух — это, конечно, хорошо. Но неплохо бы знать, что произошло с человеком. Один Савва в поликлинику идти боится: как бы не положили старика.

— Лекарства при инсульте дороги, — заметил Лёхин.

— Я плачу за занятия, за тренировки, — возразил профессор. — Савва по дороге к дому встретил двух знакомых призраков, а в квартире несколько раз выходил из тела старика. С сегодняшнего вечера я постоянно, а не урывками вижу своего Шишика. — Он бросил короткий взгляд на карту автодорог и улыбнулся. — И вижу полностью, а не мелькающими контурами, как раньше. Более того, могу отличить Профи от Ника. Да, именно так, — подтвердил он, когда две пары глазищ с поверхности карты обратились в его сторону. И снова улыбнулся. — Согласитесь, ради умения видеть никаких денег не жалко.

Лёхин тоже улыбнулся: в чём-чём, а в этом Соболев на сто процентов прав. Правда, кое-чего профессор о Шишиках не знает (да ладно — кое-чего!), надо бы предупредить его.

— Поскольку вы собираетесь общаться с Профи, вам придётся в дальнейшем пережить один неприятный момент: если Шишик пытается предупредить о чём-то или что-то объяснить, а вы не понимаете, он может резко стать плоским и облепить всё лицо. Очень влажно и липко. Зато вы сразу чётко увидите, что он вам объясняет.

После недолгого молчания профессор пробормотал:

— Ничего, переживём.

Приглядевшись к улицам, Лёхин обнаружил неподалёку перекрёсток. Судя по карте, до клиники ещё остановки три. Соболев смотрел вперёд, задумавшись, а Лёхин вспомнил недавнее чаепитие.

— … Леонид, а кто мог наслать на тебя этих троих? Не бывший хозяин?

— На фига я ему сдался? Делать ему больше нечего? Я ж его бизнесу не угрожаю… Не-е, это, насколько я понимаю, Толька кочевряжится. Ты его оскорбил — личико попортил, и я его оскорбил — тебя бить не стал. Прихехешников у него много для одноразовой работы. Толька — он мстительный.

— Думаешь — ещё подошлёт?

— Вряд ли. Попугал — и хватит. Он ведь всерьёз думает, что трое против одного — это страшилка не для слабонервных. А эти гаврики вряд ли скажут, что не смогли против двоих выдюжить.

Провожали гостя большой дружной семьёй: ближе к Лёхину Леонид и Люда, чуть издали — двойняшки, которые крепко вцепились в ошейники двух доберманов.

Глядя на мелькающие в мокро-чёрном пространстве огни, Лёхин снова вспомнил о третьем добермане. Взял бы Леонид всех троих? Вопрос риторический. И ненужный. Лёхин вздохнул. Если собачина жива, пусть и ей повезёт. А если нет… Интересно, бывают ли собачьи призраки? Надо бы спросить у Глеба Семёновича. Он ответит серьёзно, ибо вопрос для него не просто любознательно-познавательный, а научный… Только он задумался о "домочадцах", как немедленно зазвонил мобильник.

— Лексей Григорьич ли? — как обычно, с жадным интересом вопросил Елисей. Лёхин подозревал, что, названивая хозяину, домовой всегда боится попасть к чужому человеку.

— Он самый, — очень серьёзно ответил Лёхин. — Слушаю тебя, Елисей.

Шишик Ник выполз из карты и, разинув от счастья пасть, уселся на голову Профи. Кажется, тот и не возражал.

— Сообщить хочу, — важно сказал Елисей. — А сообщение у нас такое: о крысах-призраках всех оповестил, всех предупредил. На сети защитной вокруг дома все узелки заклинаний восстановили и обновили. Ежели кто супостатов зелёных заметит, всем миром навалимся, но за дом наш заступимся.

— Хорошая новость, Елисей.

— Долго ль ещё будешь расследовать, Лексей Григорьич?

— Думаю, не очень. Надо ещё одного свидетеля опросить — и домой.

— Голодный, небось, — проворчал домовой.

— Да не совсем. Чаем угостили с жареными пирожками.