Кодекс Снеговика

Тарас Александрович шумно вздохнул, показывая тем самым, как ему самому надоел этот газовый вопрос, и посмотрел на Алексея, как бы приглашая и его вступить в полемику. Тот заерзал на стуле, стал перебирать бумажками, хотя он-то за газ не отвечал. Он отвечал только за повседневное жизнеустройство поселка, а всеми стратегическими вопросами ведало более высокое руководство «Z&Зет» и в том числе Тарас Александрович.

– Газ будет. Обязательно, – пообещал Алексей. Он всегда это говорил. Вот уже три года. – Вы же знаете, что труба ведется. Но сейчас решается вопрос с частными владельцами земель, через которые проходит труба. Мы постоянно ведем переговоры…

– Да сколько можно их вести! – это Генерал встрял своим командирским басом. – Не можете так, и скажите. Или деньги верните. Сами что-нибудь придумаем без вашего газа. И проценты не забудьте заплатить! Мы же вас фактически прокредитовали…

Толпа загомонила, поддерживая Генерала.

– Товарищи! – Тарас Александрович повысил голос и выставил вперед обе ладони, словно поезд хотел остановить.

– Товарищей сейчас нет.

– Согласен, Семен Петрович. Остались только господа… Господа! Ну что вы галдите, как товарищи. Вам же русским языком каждый раз говорится, что работа с газом ведется ежедневно. Я лично занимаюсь этим вопросом днем и ночью. Последние волосы потерял.

– Так занимайтесь же скорее, Тарас Александрович, – это сказала дама из Амстердама. Между ними состоялся какой-то только им понятный диалог взглядов, который Катерина из-за своей диспозиции понять не могла.

Между прочим, вопрос газа даму волновал меньше всего. Она – то ли по чьему-то совету, то ли по какому-то внутреннему наитию – изначально отказалась платить за трубу и соорудила у себя на участке газгольдер, то есть большую емкость для сжиженного газа с насосом. Теперь периодически к ней приезжала большая машина, которая наполняла эту емкость пропаном. Поэтому дама уже давно ни о чем не волновалась, в отличие от других…

Шум в зале усилился, и Тарасу Александровичу пришлось еще больше повысить голос:

– Господа! Я могу только еще раз пообещать. Поклясться, если хотите, что газ в поселке будет. Непременно будет.

– Когда? Назовите конкретный срок, и мы отстанем.

– Газ будет к апрелю. Самое позднее – к маю. Вас устраивает?

– А если не будет?

– Вы хотите, чтобы я съел свою шляпу?

– У вас нет шляпы, Тарас Александрович (это дама из Амстердама сказала).

– Если не будет до мая, то вернете деньги с процентами (это Генерал).

– Да, да! Деньги! (Это чуть ли не хором прокричали все, и Катерина в том числе).

– Ну, хорошо, – согласился Тарас Александрович.

– Вы клянетесь?!

Тарас Александрович двумя ладонями обхватил область своего сердца.

– Ну… Если вы настаиваете… Клянусь.

Генерал хрипло хохотнул.

– Газзаев тоже клялся сбрить усы, а Ельцин клялся лечь на рельсы.

– Я не Газзаев. У меня нет усов, – Тарас Александрович обаятельно улыбнулся.

– Давай, слепим снежную бабу, – вдруг предложил Вадим.

До этого момента он несколько минут смотрел в окно, уткнувшись лбом в стекло. Два таджика, которые работали в поселке нелегально, убирали снег на их улице широкими лопатами. Снег снова падал и падал, и через час нужно было снова убирать.

– А мама? – Анюта все также без интереса пялилась в телевизор и попутно поглощала мелкие баранки. Всухомятку, одну за другой. Только хруст раздавался. Если бы в доме была мама, она прекратила бы это безобразие немедленно. Она сказала бы: «Хватит жрать мучное. И так уже ни в одно платье не влезаешь». При папе можно было не беспокоиться и съесть хоть всю пачку.

– А что мама? – переспросил Вадим.

– Мама приказала тебе шлифовать бревна, а мне делать сольфеджио.

– Ну, тогда делай.

– А как же снежная баба? Вон, какой снег. Липкий.

Вадим еще раз посмотрел на улицу. Таджики отдыхали, опершись на черенки лопат. Идти на улицу не хотелось. Самому непонятно, как вырвалось с языка. «Оговорочка по Фрейду», как любил говорить в таких случаях один студенческий товарищ, имя которого уже забылось.

Аньке тоже не хотелось слезать с дивана. Дурацкое какое-то занятие придумал папа – снежную бабу лепить. Еще бы в куклы предложил поиграть. Но ее подстегивало гораздо большее нежелание делать сольфеджио. Музыкальная школа отравила ей всю жизнь. Она так и думала про себя – «отравила всю жизнь», и матери однажды так и заявила: «Мне твоя музыкальная школа отравила всю жизнь». А мама отвечала ей: «Мне тоже на работу ходить не хочется». А Анька: «Ну и не ходи». – «А кто деньги в дом приносить будет?» – «В твоей музыкальной школе мне денег не платят, зачем тогда я туда хожу?» – «Хватит спорить! Я тебе уже сто раз говорила, что ты обязана ее закончить!» – «Да закончу я, закончу! Успокойся. А после школы я к твоей скрипке пальцем не притронусь. Отравила она мне всю жизнь» – «Ты, как с мамой разговариваешь!? Вадик, ты-то чего молчишь? Она же совсем невыносимой стала»…

Анька действительно сильно повзрослела за последний год. И Вадим едва сдерживал улыбку, когда слушал ее перепалки с Катериной.

– Ну, тогда одевайся быстрее, пока мама не пришла, – он резко оттолкнулся от окна.