Кодекс Ведьмы

Именно поэтому наставник, убежденный, что ведьма плотно сидит на крючке и мучил ее, добиваясь от нее вспышки мести и ревности. Ему было нужно публичное укрощение, назидание другим. Всячески разжигая в женщинах чувство влечения, на словах он заявлял: "Многие меня ревнуют. Но я не могу любить всех!"

Но слова должны соответствовать делам. Ведьма не требовала от чужака любви, как бы ему этого не хотелось. У нее нет недостатка в любви.

Она требовала подтверждения звания наставника.

Как мастер требует у мастера.

Ведьма работает с влечением так же, как и с другими сильными чувствами. Она стоит на границе тьмы и света и пристально всматривается в древние силы. И в тех, кто будит их без нужды.

Она открыла свой дом перед наставником, чтобы посмотреть, как поведет себя человек, чьи руки обещают защиту, а движения завораживают. Она подпустила его к своим волчатам.

И чужак выдал себя. Дети чувствуют ложь, они чувствуют напряжение, страх, ненависть. Они знают, кто их любит, а кто нет.

Этот человек, чьи руки обещали так много, а слова рассказывали о правильном воспитании малышей, не прошел проверки. Он был из чужой стаи. Он пришел не с миром.

Неживое, которое управляло им, ничего не заметило. У неживого нет своих детей, оно крадет чужих.

В свое время оно пообещало наставнику власть над самим собой, над раздирающими душу несчастного человека страстями, власть над другими людьми, власть над страхом смерти и большое человеческое счастье.

Потребовав взамен всего лишь свободную волю.

Получив послушного раба, неживое обмануло его по всем статьям договора.

Оно дало ему постоянный страх. Постоянный голод. Постоянное напряжение.

Оно забыло предупредить, что нельзя играть с природой-мамой. Нельзя обмануть природу, которая всех нас родила и всех нас похоронит.

Ведьма знает — нельзя просто так поднимать древние силы. Если уж протянулась между людьми ниточка влечения, она связывает двоих в равной мере, они одинаково беззащитны. Они оба поют от наслаждения. Или умирают от сердечной боли. Оба. Таков закон.

Ведьма знает: если уж ворошишь этот костер — играй честно, не перед кем-нибудь, перед собой. Расцветай от согласия, полыхай от страсти, превращайся в пепел, если ниточка порвалась, если любовь ушла. Только так и никак иначе. Люби от всей души. Если ты посмеешь использовать эти силы не по назначению, тебя медленно будет душить та самая удавка, которую ты приготовил для других. Лук любви превратится в змею, которая опутает тебя с головы до ног, потому что ты променял свой огонь на горсть поддельных монет, с которых очень быстро сползет позолота.

Мертвые глаза человека в черных одеждах прямо говорили, что внутри у него не Расширенное, а Расшатанное Сознание. В них не было ни радости, ни участия, ни малейшего отсвета обещанного другим счастья. Такие глаза бывают у людей, которые час назад похоронили всех своих родственников, друзей и злейших врагов, а вернувшись, застали вместо дома пепелище. И теперь некуда идти, нечему ни радоваться, ни печалится. Это не было бесстрастием: ведь бесстрастный Будда стоял на перекрестке дорог и спокойно улыбался людям, радуясь им, радуясь вместе с ними и не теряя при этом своей мудрости. И рядом с ним людям было светло и спокойно.

Человек в черных одеждах не был Буддой.

Чтобы получить власть над людьми, на занятиях ему было нужно находиться постоянно в напряжении. В возбуждении. Это чувствовалось — хотя он и уверял, что спокоен особым спокойствием посвященного в тайные знания человека. Это было лживое спокойствие, пальцы выдавали его: они дрожали, их трясло от внутреннего напряжения. Сердце учащенно билось, гоняя кровь по телу.

Чувствуя это возбуждение, мужчины убирались с его пути, а женщины внимательно приглядывались. Не понимая, в чем дело, действуя неосознанно, по-звериному. Это и была духовная власть над людьми, обещанная неживым.

Разновидности подобного возбуждения есть и в других ремеслах, из той же семьи вышло вдохновение поэтов и музыкантов. Эта та внутренняя сила, которая отличает вроде бы похожие слова, песни об одном и том же. Но поет один — и слушатели встают и замирают, поет другой — остаются спокойны и равнодушны. Люди чувствуют внутреннее напряжение. Те, кто работают с вдохновением, знают — кинешь всего себя в топку, быстро сгоришь. Есть время пылать, а есть время, неторопливо остывая, набираться новых сил. Подбавлять дров в костер вдохновения нужно разумно и бережно.

Но штука-то в том, что вдохновение от возбуждения отличается так же, как домашняя корова от дикого горного яка.

Древняя сила, к которой прибегал наставник, была куда грубее вдохновения, с помощью которого парят в небесах поэты. Эта сила сама могла кого хочешь взнуздать и оседлать. Чтобы усмирить поднятое возбуждение, нужно было постоянно выполнять успокаивающие упражнения, жестко осаживая поднятых из глубины драконов.

А потом снова возбуждаться — чтобы управлять людьми. И снова загонять свои страсти в клетки, сажать на цепи, надевать намордники.