Кодекс звезды

— А что тут думать, Валерий Павлович? — ответил Абрамов. — Этой чести я был удостоен как первый в выпуске!

— На том и стой! — одобрил Чкалов. — Говорю тебе это потому, что найдутся шептуны, а может, кто и в лицо сказать не побоится, мол, сыну маршала грязь месить не пристало, ему всегда под ноги ковровую дорожку постелют. Что ты на такое ответишь?

— Отвечу: лучше службу нести, чем языком плести!

— Вот это по-нашему! — рассмеялся Чкалов. — Всегда этого правила придерживайся, и тогда никто в тебя пальцем тыкать не станет. Ладно. Будем считать, что официальную версию твоего появления в полку мы согласовали.

Абрамов удивился.

— А что, есть и другая версия, товарищ генерал-майор?

— Есть, Глеб Глебович, — усмехнулся Чкалов. — И она, я тебе скажу, чуть ближе к истине.

Абрамов вскочил.

— Я не понимаю, товарищ генерал-майор, на что вы намекаете!

— Смирно, лейтенант! — прикрикнул Чкалов. — Горячку пороть приказа не было. И вы, кстати, не барышня, чтобы я вам на что-то намекал! Теперь отвечайте, лейтенант: вы знаете, в какой полк попали служить?

— Так точно! В гвардейский отдельный полк дальней авиации!

— Ну так я вам доложу: ни черта вы, лейтенант, в таком разе не знаете! Так вот, довожу до вашего сведения, что полк, в который вы попали служить, от других подобных полков отличается тем, что к слову «дальней» в его названии есть небольшая приставка «сверх». И эта приставка настолько секретная, что не упоминается ни в одном официальном документе. Вам – запомните это, лейтенант! — произносить эту приставку при упоминании названия полка запрещается категорически в любом месте и при любых обстоятельствах! Уяснили?

— Так точно! — ответил ошарашенный Абрамов, который всё ещё стоял навытяжку.

Чкалов отдал команду:

— Вольно, лейтенант. Садитесь. Продолжим прерванный вашей выходкой разговор. Не надо вскакивать и оправдываться, — сдержал Чкалов порыв молодого лётчика вновь оказаться на ногах. — Будем считать, что вы извинились, а я ваши извинения принял. Итак, мы остановились на том, что я сказал – не намекнул! — о наличии другой версии вашего появления в полку. Теперь скажу: то, что ты, Глеб Глебович, сейчас услышишь, и является вариантом полным и окончательным. Приставка «сверх», о которой я тебе сказал, означает, что помимо истребителей прикрытия и обычных дальних бомбардировщиков, в полку есть аппараты, высота и дальность полёта которых значительно превышает высоту и дальность полёта серийных бомбардировщиков. О существовании таких самолётов, кроме КБ, где их разработали, Генерального конструктора Сикорского, узкого круга весьма высокопоставленных персон, и офицеров нашего полка, не знает ни одна живая душа. Потому-то в наш полк берут только проверенных лётчиков, прошедших тщательный отбор не только на профпригодность, но и… Ну ты понимаешь…

— Понимаю, Валерий Павлович, — сглотнул слюну Абрамов.

— Для тебя сделали исключение. Скажу точнее: я сделал исключение! Потому как моя подпись под приказом о твоём назначении в полк стоит последней. Что заставило меня так поступить? Отвечу! Авиаторы, поставившие тебя на крыло, уверяют: из Абрамова получится выдающийся лётчик. Поверим! Но, как ты понимаешь, и проверим. Ну и то, что за тебя ходатайствовали такие люди, как командующий ВВС Алехнович и председатель КГБ СССР Ежов, тоже дорогого стоит. Нет, — прочитал Чкалов вопрос в глазах Абрамова, — твои родители за тебя не просили. — Заметив, как тот облегчённо вздохнул, улыбнулся. — Ладно, поговорим о другом. Что пока не женат – знаю, а собираешься ли? Девушка есть? Спрашиваю не из праздного любопытства. При хорошей жене службу вдвое легче нести. Да ты по своим родителям это знаешь.

— Знаю, Валерий Павлович, — кивнул Абрамов. — Девушка на примете есть, но о свадьбе пока гадать не берусь.

— Понятно…

Чкалов поднялся, следом вскочил Абрамов.

— Ладно, Глеб Глебович, будем считать, наше знакомство состоялось. Завтра в числе прочих новичков представлю тебя полку. А теперь иди, обустраивайся…

Лето

Ялта

Боже! Как прекрасен в лучах заходящего солнца её гордый профиль! Как восхитительны покрытые загаром обнажённые плечи и руки! И пусть остальное скрыто длиннополым сарафаном, разве можно сомневаться, что прочие части тела могут не быть под стать тем, что открыты теперь его нескромному взору…

Чья-то ладонь маячит перед глазами, закрывая обзор.

— Ау, папка, ты где?

Жехорский поймал вопросительный взгляд дочери, тщательно скрывая смущение, произнёс:

— Как где? Тут, перед тобой. Сижу на свежем воздухе в кафе, мороженое употребляю.

Машаня скептически качает головой.

— Ой ли? Тело да, вижу, а мысли, кажется, витают где-то за моим плечом. Интересно, чего ты там увидел примечательного, что совершенно перестал меня слушать?

Поворачивается. К счастью, прекрасная незнакомка только что покинула место, на котором стояла, и спешит теперь навстречу мужчине на вид лет пятидесяти с гаком, крайне невыразительной наружности. Отец? Муж? Любовник? Лёгкое соприкосновение губ. Не отец. И не любовник. Слишком страшен. Муж.