Кодекс

Вот и конец. Все получилось как надо. Земля скована холодом, но инопланетяне ушли, и солнце вернулось. Жизнь возродится вновь. Он угадал правильно — а если не угадал, то по крайней мере выиграл. Эдвард зевнул и потянулся.

Все бы хорошо, вот только игра не желала заканчиваться. Она продолжалась. Эдвард нахмурился. Логика — по крайней мере логика Зефа — подсказывала, что не все еще доведено до конца. Что же он упустил из виду?

Он вдумался в ситуацию. На экране стояла ночь, последняя перед восходом старого, не закрытого фильтром солнца. Маленькая фигурка Эдварда, неутомимая как всегда, топала по легкой пороше. Он направил себя по замерзшей реке, ведущей на север из города, и прошел много миль, оставляя за собой цепочку миниатюрных следов.

Это тянулось долго. Он потерял счет минутам и часам среди освещенного луной пейзажа. Сугробы уходили вдаль, как волны или песчаные дюны, изредка прерываемые хвойной рощицей или разрушенным фермерским домом, — снег, укрывший развалины, напоминал смятое одеяло беспокойно спящего человека. Возможно, время и было главной проблемой. Он разбил космическую линзу и прогнал захватчиков-инопланетян, но с временем, которое они ускорили, так ничего и не сделал, правильно? И даже если ускорение прекратилось само по себе, можно ли исправить ущерб, который оно нанесло? Эдвард попытался стать на точку зрения фаната научной фантастики. Земля мертва, тут уж ничего не попишешь. Может, он действительно опоздал с помощью. В него стал закрадываться страх. Так выиграл он в конце концов или проиграл?

Последний изгиб реки — и он на месте. Развалины старого моста давно исчезли, но Эдвард узнал очертания утеса. Именно здесь начиналась игра. Жесткую густую траву на вершине покрывал иней, но она почему-то пережила похолодание. Настоящая Киммерия. Может, Артист и Часовню Роз где-то припас для него? Заря окрасила снежное поле в розовато-серый цвет. Иней постепенно таял, превращаясь в росу. Нагнувшись, Эдвард увидел в каждой капле — он давно уже перестал удивляться такой детальной разработке — отражение целого мира, дробящееся и повторяющееся до бесконечности.

Старый почтовый ящик, пустой, по-прежнему висел на столбе. Тонкие березы и осины, через которые он шел в начале игры, согнулись под тяжестью снега и образовали крытую ветвями аркаду. Большое дерево рядом с ними рухнуло и лежало с вывороченными корнями. Эдвард, устроившись поуютнее в удобном кресле бизнес-класса, закрыл глаза.

Но игра продолжалась, несмотря ни на что. Пригибаясь и обрушивая на себя снег с веток, он углублялся в рощу. Кажется, здесь он когда-то вошел в нее — может быть, здесь сумеет и выйти. Он довел этот мир до точки — самое время смыться с черного хода и начать все заново в новом. Авось в другой раз ему больше повезет. Он шел и шел, но конца этому лесу не было. Подбоченившись, он посмотрел вверх, на серый пустой купол неба. Знаете что? Надоело ему разгадывать чужие загадки, проскакивать сквозь чужие силки, копаться в чужих секретах. Да и свои секреты тоже ему надоели. Он глубоко вдохнул в себя свежий холодный воздух.

Стало совсем светло, и пошел снег, Он сыпал и сыпал — не теми крупными хлопьями, которые превращаются в слякоть, едва коснувшись земли, а мелкой крупой, из которой только и получаются хорошие, качественные заносы. Эдвард, смахнув снежок со знакомых белых перил, облокотился на них и стал смотреть на замерзшую реку. Знакомые, родные места — оно и понятно, ведь он здесь вырос. Время, видимо, убежало так далеко вперед, что сделало петлю и вернулось назад., потому что он опять в Мэне, и отец у него жив, и родители все еще вместе. «Может, я все-таки выиграл, — думал во сне Эдвард, — и это моя награда».

Для полного счастья ему требовалось только одно, и теперь это самое как раз и происходило. Он смотрел, как идет снег, и слушал ту особую тишину, которую приносит с собой снегопад. Дело верное. Завтра школу точно отменят.

Зазвенел звонок, Эдвард открыл глаза. На табло светилось «Пристегните ремни». Самолет шел на посадку над аэропортом Хитроу.

С Эдвардом творилось что-то невероятное. Он сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться, но ухмылка так и не исчезла. Он не мог вспомнить, когда с таким нетерпением ждал чего-то в последний раз. Жаль, что нельзя остановить время, продлить этот плавный, выворачивающий тебя наизнанку спуск, насладиться минутами предвкушения в полной мере. Он снял с полки сумку с кодексом и положил ее на колени, ощущая ее успокоительную тяжесть. Самолет закладывал вираж над лондонскими пригородами. Окно заполнили спящие серые крыши и белые проблески фар.