Кодограмма сна

– Коррумпировать должностное лицо при исполнении им своих священных обязанностей рвать и драть, рвать и драть желаете, барин?

– Я желаю справедливости! – изрекли фибры моей души.

– А кто организовал в общественном месте незаконную торговлю несертифицированным лекарственным препаратом? – вдруг начал пытать меня строгий рептар и его продриси превратились в шипы.

– А с кем имею честь разговаривать? – мгновенно сработал мой жестокий хладный мозг.

– Сам дурак! – воскликнула ящерица и скрылась в утробе дежурного. Его клюв снова стал прозрачным и начал выстукивать по столешнице заляпанного чернилами стола с разбитым телефонным аппаратом некое послание. Через минуту на зов явились два гоблина с сучковатыми дубинами. Видно не всех еще истребили шизоидные подростки, гоняясь за ними в виртуальных лабиринтах подсознания постиндустриальной цивилизации. Гоблины выволокли меня из обезьянника, надели на голову серебряное ведерко, наподобие тех, в которых в общепите подают шампанское и поволокли ничтоже сумняшеся в преисподнюю, где заставили писать кипятком над каждой шуткой дознавателя в маминой кофте. Но я требовал адвоката, козырял альбомом своих вырезок, дохлой крысой на веревочке и другими сокровищами манекенов. Менты туго соображали, прелагали мне поехать с ними на "дело" или рассказать кто меня подучил продавать потное. Я согласился.

Вместе мы состряпали целую оперу "ДОНОС НА САМОГО СЕБЯ" с танцами и пантомимой. Один мим мне очень даже понравился. Он был похож на колбасу. Суть дела от этого, впрочем, нисколько не прояснилась.

Ничего не добившись, служители закона сбросили на меня со шкафа судью в парике и мантии и дюжину присяжных из малообеспеченных слоев населения. Среди них были и отец русской демократии, и гигант духа, и жестянщик, и хулиган, и пьяница, и базарная торговка, и даже один директор водно-моторного клуба "Нырок" в тельнике, без штанов, во вьетнамках. Директор держал в одной руке ведро водки, а в другой цепь, на которой бесились пять парнокопытных пидорасов. Я понял, что сейчас мне не поздоровиться.

Судья уселся на свое место в кипящий котел. Присяжные начали подбрасывать дров. Директор и пидорасы заскучали. Это и было самым страшным. Скучающий пидорас способен пропустить мимо своих слоновьих ушей любые смягчающие обстоятельства дела. Высшая мера мне была обеспеченна за то потное, что продавал не я, а жертвы серебряного века русской поэзии. Я уже приготовился давиться семнадцатью шариками красного цвета и шестью оранжевого, как разварившийся до кашицы судья выплеснулся из котла и потек, заливаясь в отверстия в присяжных. К чему это было, я понял только тогда, когда гоблины посадили меня в лифт и любезно сообщили на какую кнопку мне надо нажать, чтобы вернуться домой. На прощание один из гоблинов все таки звезданул мне дубинкой в лоб и сказал:

– Скажи спасибо своей патронажной сестре, что мы не закопали тебя в стеклянный песок.

Я вздохнул с облегчением – редакция обо мне не забыла и выручила. Ужасно даже представить себе, если бы мне пришлось подписывать протокол в участке или договор в аду. Что чернилами, что кровью я вывел бы одно только каракулеобразное, нисколько не подтверждающее мое согласие с вышенаписанным и поставило бы под сомнение развитие событий по любому направлению что ментовскому, что бесовскому. А и тем и другим ясная перспектива будущего клиента важна до крайности, да и самому клиенту не безразлична.

11