Коды комического в сказках Стругацких 'Понедельник начинается в субботу' и 'Сказка о Тройке'

Другое волшебно-сказочное существо, с которым встречается Привалов в начале своего пребывания в Музее, - русалка. Он выходит наружу и стоит под большим дубом, наблюдая, как кот лезет на дерево. Вскоре его раздражает какой-то мусор, сыплющийся на него с дерева. И только вернувшись в комнату, он замечает, что мусором этим была рыбья чешуя. На следующее утро он видит даже рыбий хвост, свисающий с дерева: "с нижней ветки дуба свешивался мокрый серебристо-зеленый акулий хвост. Хвост тяжело покачивался под порывами утреннего ветерка" (27). Ранее - говорящий кот, а теперь и рыба на дереве потрясают воображение Привалова. Все еще размышляя, не является ли происходящее просто сном, Привалов во внутреннем монологе пытается объяснить рационально необычную ситуацию: "У меня было несколько вопросов к коту Василию, да и русалка, живущая на дубе, представляла определенный интерес, хотя временами мне казалось, что она-то мне все-таки приснилась. Я ничего не имею против русалок, но не представляю себе, как они могут лазить по деревьям... Хотя, с другой стороны, чешуя?.." (30) В Привалове как персонаже пересекаются два дискурса. Как волшебно-сказочный герой, Привалов принимает существование русалок. Он смотрит на окружающее его волшебство как на нечто обычное, обладающее своей собственной логикой89. В то же самое время, как ученый из Института, он выражает сомнение в способности русалок лазать по деревьям и пытается объяснить этот феномен рационально. Для читателя, знакомого с русским фольклором, такие сцены не являются слишком странными, несоответствующими, но они выглядят очень смешными при рассмотрении в непохожем дискурсе90. Тот факт, что Привалов полагает проблематичным нахождение русалок на дереве, показывает, что он не очень хорошо знаком с фольклорной традицией, что умаляет некоторые его качества как героя волшебной сказки. На самом деле, Привалов - герой научной фантастики, составленный из элементов "реалистического" героя и героя волшебной сказки, и эти два конфликтующие плана комически сведены в нем вместе. Читатель может не разделять позиции Привалова, и таким образом, по структурной иронии, серьезное поведение героя приводит к результатам, прямо противоположным приваловским намерениям, поскольку читатель полагает образ мысли и серьезность Привалова забавными и смешными91. Привалов принимает за данность существование русалок; все, что его удивляет, - это их способность лазать по деревьям. Это несоответствие может быть комически связано. если читатель, сомневаясь, что все это было сном, предположит, что в данной ситуации русалки не было. Был только кот, затащивший рыбу на дерево, чтобы съесть. Но если там была русалка, то кот ел именно ее (или ухаживал за ней). Позже в тексте Привалов, не вдаваясь в подробности, замечает, что кот Василий собирается жениться: "Кот Василий взял весенний отпуск - женится" (173). Когда эта новость, комичная сама по себе, связывается с эпизодом в начале сказки, ночные похождения Василия обретают смысл и еще большую комичность. Если мы вспомним также и эпиграф - анекдот из начала книги о рыбе на дереве, мы испытаем комическое чувство неожиданного соотношения с ночными приключениями Привалова: "Учитель: Дети, запишите предложение: "Рыба сидела на дереве". Ученик: А разве рыбы сидят на деревьях? Учитель: Ну... Это была сумасшедшая рыба." (5). Анекдот подчиняется очень строгим правилам, а детям труднее подчиняться правилам, нежели взрослым. В этом отношении, дети "портят удовольствие". Они склонны не подчиняться "правилам игры". Это неподчинение", это варьирование учительского сценария производят комический эффект. Этот эпиграф как раз следует заглавию книги, являясь не просто обычным анекдотом, комическим самими по себе, но и "корневой шуткой"92, еще более усиливающей фантастический и комический характер повествования. Действительно, этот анекдот также представляет очень важный ключ и стартовую точку для развития главного комического мотива и эстетического шаблона, основанного на цепи комических эффектов, связанных с рыбой. ПНВС - не набор анекдотов. Фактически, этот анекдот относится к совершенно другому типу дискурса, оставляющего определенное напряжение от нерешенного анекдота. Это напряжение привязывает его к остальным несоответствиям, появляющимся позже в повествовании, таким, например, как случай с Приваловым, увидевшим рыбу на дереве, и тот самый его вопрос: "Как они могут лазить по деревьям?.." (30). В контексте анекдота случай с Приваловым следует фантастической логике, предложенной на пороге сказки содержанием анекдота. И это сходство сопровождается заметными комическими различиями. Детям говорят о рыбе на дереве, в то время как Привалов думает, что на дереве - русалка (полу-рыба, полу-женщина), и он видит только хвост ее. Анекдот, странное зрелище и размышления Привалова вместе составляют отношение in praesentia. Три этих сцены составляют большую тематическую единицу, характеризирующуюся оппозициями и гармонией, но в основном градацией, то есть усилением комического эффекта. Вся эта тематическая единица, относящаяся к образу рыбы-русалки, обладает также отношениями in absentia - с аналогичными сценами вне текста Стругацких. Она напоминает и пародийно переделывает образ русалки из пушкинского пролога к "Руслану и Людмиле", который, в свою очередь, восходит к русским волшебным сказкам. Пушкинское "Русалка на ветвях сидит" является источником, частично отвечающим и комедийно разрешающим проблему Привалова, а также вопрос ученика: "А разве рыбы сидят на деревьях?" У знакомого пушкинского стихотворения про "лукоморье" есть и пародийное продолжение с политической, антисоветской направленностью. Оно появилось на раннем этапе советской истории как критика обнищания и ужесточения Советского государства: "У лукоморья дуб - срубили. Златую цепь - в Торксис снесли. Кота - на мясо изрубили, А русский дух - сослали в Соловки."93 Эпизоды Стругацких с котом Василием и русалкой встраиваются в цепь пародий. Они "переигрывают" и "пересматривают" предыдущие работы, становясь частями большой расширенной структуры пародийной переклички. Как заметила Хатчеон, "сатирики предпочитают использовать пародии на наиболее знакомые тексты как механизм для сатиры - чтобы добавить к начальному воздействию и тем еще более усилить иронический контраст."94