Хотя по современным стандартам эти слова нельзя назвать научными, Лойола, судя по всему, знал о силе подсознательного ума, как знал и то, что, если бы он мог вложить религиозные ценности иезуитов в умы маленьких детей эти ценности стали бы базисом тех убеждений, на который бы они основывали свою взрослую жизнь. Без сомнения, Уильям Джеймс тоже имел в виду этот же принцип, когда сказал: «Если бы юные создания понимали, что очень скоро они станут всего лишь ходячими системами привычек, будучи еще в пластичном состоянии, они бы больше обращали внимания на свое поведение».
Находимся ли мы в иезуитской школе или в родительском доме, мы в любом случае погружены в опыт и переживания окружающих в том возрасте, когда просто «загружаем» в себя эту информацию, не фильтруя и не различая то, что впитываем. Поэтому неудивительно, чти чужие убеждения становятся тем фундаментом, на котором мы возводим свои понятии о мире и о самих себе. В
Убеждение-код № 17:
Иногда убеждения, воспринятые в детстве, сохраняются у нас на протяжении всей жизни. А иногда мы считаем нужным изменить их. Мы все прошли через веру в то, что наши родители — самые знающие и непогрешимые люди в тех вещах, которые они нам говорили, не так ли? В моей жизни было время, когда я думал, что мои родители знают все. И только когда я начал сравнивать то, чему учили меня родители, с тем, во что верили другие дети и их семьи, я открыл для себя, что есть множество способов восприятия мира. И некоторые из этих способов кардинально отличались оттого, чему меня учили в годы детства, которое я провел в маленьком городке в самом сердце консервативной Америки.
Память — курьезная штука. Иногда детали наиболее важных моментов жизни стираются в течение нескольких дней, тогда как тривиальные моменты настолько въедаются в память, что сохраняются вечно. Помню, как я однажды сидел на берегу реки вместе с матерью. Была осень, в воздухе разливалась прохлада, и я сидел, закутанный в несколько одеял, чтобы не замерзнуть. Мы наблюдали за. группой мужчин, которые гребли в длинных узких лодках, быстро плывших по воде. Помню ритм, в котором они двигались. Он был идеальным, а само движение гладким и спокойным! Казалось, на воде не было ни малейшей ряби, когда лодки стремительно пронеслись мимо нас.
Помню также, как я сидел, качаясь, на плечах своего отца, когда он спускался по винтовой лестнице с третьего этажа, на котором располагалась наша небольшая квартирка, на улицу. В клетке на первом этаже, как раз возле квартиры нашей соседки миссис Уилкинсон, жил длиннохвостый попугай, и мы, выходя из дома, каждый день проходили мимо него.
Когда я поделился этими воспоминаниями раннего детства со своей матерью, она взглянула на меня в крайнем удивлении. «Ты не можешь помнить о тех днях, — сказала она. — Это было после того, как твой отец уволился со службы и мы переехали в Провиденс, на Род-Айленде, где его зачислили в Броуновский университет. Я взяла тебя с собой к реке, чтобы посмотреть, как тренируется университетская команда. Той осенью тебе было всего полтора год так что ты не можешь этого помнить!»
Да, память курьезная штука — в нашей памяти оседают какие-то мелкие фрагменты жизни вроде описанных выше но при этом мы чаще всего не помним, как окружающие нас люди реагировали на происходящее в тот момент. Но поскольку мы присутствовали при этих событиях, мы им все же помним, так как подсознательные переживания отливаются в некую схему, которой мы руководствуемся и своем отношении к жизни.
Поскольку такие воспоминания подсознательны, мы можем и не замечать их, когда строим на них свои поступки! Однако тот факт, что мы не можем сразу же их распознать, отнюдь не значит, что мы не в состоянии выявить лежащие в их основе убеждения и то, как они влияют на нашу жизнь. Как и люди вокруг нас, мы проявляем эти убеждения каждодневно — в виде интимных любовных связей, в виде дружбы, деловых и рабочих отношений и даже в виде состояния нашего здоровья. Мир есть не более и не менее как отражение того, во что мы сознательно или подсознательно верим — и как индивидуумы, и как члены коллектива.