Кое-что ещё…

Сегодня разговаривала в книжном магазине с женщиной, которая три дня потратила на уборку гигантского дома своей почившей тети. Тетя, старая дева, умерла в 86 лет. На протяжении всей своей жизни она собирала вещи – никогда и ничего не выбрасывала и тащила в дом все новый хлам. Говорила, что вещи вокруг делают ее счастливой. Ей было все равно, что станет с ними после ее смерти, так что племянница, прикупив пачку прочных брезентовых мусорных мешков, отволокла все на свалку. То, что я услышала эту историю, – не просто совпадение. Вся моя писанина, все эти слова, которые я вывожу на бумаге, все воодушевляющие фразочки и афоризмы, предназначенные только для меня одной, потеряют всякий смысл после моей смерти. Мне неважно, что будет с моими записками, когда меня не станет, – выбросят их на помойку или нет. Правда, хотелось бы, чтобы мои близкие все-таки прочли некоторые записи: те, где я говорю о том, что думаю о каждом из них, где признаюсь им в любви, где описываю, как много они для меня значат, эти пятеро, которым предстоит меня похоронить.

Представляя рай, 1987 год

Полтора года я занималась тем, что снимала свой документальный фильм “Рай”. Критики разнесли его в пух и прах. Самую обидную рецензию написал Винсент Кэнби из New York Times. “«Рай», новый фильм Дайан Китон, – писал он, – является аналогом тех книжек, что выбрасывают в продаже перед Рождеством по 19 долларов 95 центов, приклеивая на них стикер «После праздников цена вырастет до 50 долларов!». Если такой подход не вызывает у вас отвращения, вам понравится «Рай». Это плохой фильм, который не стоит траты ваших денег”.

В детстве мне очень не хватало такого фильма, как “Рай”. Я боялась смерти, но считала, что, раз уж этого не избежать, надо хотя бы попробовать попасть в рай. Прозрение настигло меня тридцать лет спустя, когда я попала в центр мормонов в Солт-Лейк-Сити с моей подругой Кристи Зи. Войдя в здание под куполом, мы увидели странную картину: улыбающиеся люди в белых одеждах, летающие в облаках. Эдакое второе пришествие. Даже Кристи признала, что эти художества могли вдохновить только большого любителя сюрреализма. Я никогда не отличалась большой любовью к сюрреализму, но меня эта картинка чем-то зацепила. Я позвонила моему партнеру Джо Келли, с которым мы продюсировали несколько фильмов, и описала ему свою идею.

“Метро-Голдвин-Майер” предоставили нам для изучения 16-мм пленки с кадрами, на которых разные режиссеры изображали рай, а также несколько короткометражек на религиозную тему, снятые на 8-мм пленку “Супер Эйт”. Чем больше я видела, тем интереснее мне становилось. Я даже несколько раз ездила к Уильяму Эверсону, специалисту по истории кино, который показал мне такие шедевры, как “Страсти Жанны д’Арк” Дрейера, “Красавицу и чудовище” Кокто, “Лилиоме” и трилогию о Докторе Мабузе Фрица Ланга. Мы набрали отличный материал и познакомились с людьми, которых также интересовала эта тема, – такими как Альфред Роблс, Грейс Йохансон, Дон Кинг и пастор Роберт Хаймерс, автор книги “Инопланетяне и библейские пророчества”.

Когда мы приступили к съемкам интервью, я начала задавать своим подопытным всякие неудобные вопросы – например, занимаются ли в раю сексом, есть ли там любовь, не боятся ли они сами умереть. Моими первыми жертвами стали мама, папа и бабушка Холл.

– Если загробный мир все-таки существует, – уверенно вещал папа, – и окажется, что я прожил не самую грешную жизнь, не вижу никаких препятствий тому, почему бы нам с Дороти не быть вместе и после смерти.

– Я на эту тему не люблю думать, – добавляла мама.

– Да, – соглашался папа. – Некоторые мои партнеры по бизнесу думают о смерти, а я – нет.

Бабуля Холл подвела общий итог: