Кое-что из написанного

* * *

Дверь дома Вальтера полуоткрыта. Я застаю его на кухне. Вальтер устроился с ноутбуком у электронагревателя и отвечает на письма. Ему нужно ехать в Милан и говорить там о Пазолини («разумеется, бесплатно»). Он хочет убедиться, что организаторы конференции, по крайней мере, купят ему билет на поезд в первом классе («хотя бы это!»). Мы переходим в гостиную. Я держал в голове какие-то вполне конкретные вопросы о Лауре, о П. П. П., о «Нефти», но вскоре теряю нить. Симпатичные нам люди, которыми мы еще и восхищаемся, вызывают у нас вполне детское желание делиться друг с другом одними и теми же рассказами. Словно после энного раза в этих рассказах вскроется неведомая деталь, высший смысл, как это бывает в сказках. Больше всего я любою рассказ о том, как Вальтер, пресытившись литературоведением, начинает писать романы в не самую молодую пору жизни, когда он переходит ничейную зону — коварную и смутную полосу, разделяющую сорок и пятьдесят лет. В отдельных случаях начало требует жертв. Слегка на античный манер. И вот в один прекрасный день наш Вальтер, профессор итальянской литературы в Пизанском университете, приходит домой и спускает в толчок, предварительно изрезав его на мелкие кусочки размером с конфетти, собственное эссе о Джакомо Леопарди. Сразу после этого он принимается за свой первый роман, «Школа обнаженной натуры». Вальтер пишет, лежа на животе, как ребенок с расстройством желудка. Он пишет так, будто давление на внутренние органы не является только литературной метафорой, одной из многих метафор, а конкретным действием, необходимой позой, хоть и неудобной и губительной для спины. Работа скрупулезная, ежедневная, по плану, расписанному на больших тетрадных листах в клеточку. Такое ощущение, что ты работаешь как старые мастера фресковой живописи, постепенно заполняя пространство: сегодня кусок неба, завтра ткань мантии. Несмотря на некоторую схожесть в содержании и всю работу над собранием сочинений П. П. П., как писатель Сити чувствует, что у него мало общего с Пазолини. Сити был немного знаком с ним как раз в то время, когда Пазолини приступал к написанию «Нефти» и уже шел к своему концу. Вальтер был тогда совсем юн и учился в Высшей нормальной школе Пизы. Сраженный красотой Теренса Стампа после просмотра «Теоремы», он решил писать диплом по сборнику «Прах Грамши». Надеясь на публикацию, Вальтер написал пару раз Пазолини с просьбой дать кое-какие разъяснения и назначить встречу. Ответа не последовало. В то время корреспонденцией П. П. П. ведал Дарио Беллецца, который наверняка был завален подобными письмами от многочисленных студентов. Крайне раздосадованный, Вальтер отправил поэту последнее письмо, послав его ко всем чертям. Тут П. П. П. ответил, пригласив его к себе. Больше того, он предложил Сити напечатать отрывок диплома в журнале «Парагоне». Они вместе работали над публикацией дома у П. П. П. на виа Эуфрате в районе ЭУР. В конце П. П. П. подвез его на машине в центр. «Прощаясь, — вспоминает Вальтер, — П. П. П. положил мне ладонь на бедро, отчего я мгновенно покрылся густым румянцем». «Везет вам, вы еще способны краснеть», — прокомментировал Пазолини, прежде чем исчезнуть в неизвестном направлении. Его поглотил так хорошо знакомый Рим, хотя с недавнего времени город стал неузнаваем, пронизанный и точно разъеденный холодящей отчужденностью.

* * *