Я ходил мимо компаний, пел пьяным голосом и тряс бутылкой, потом побрел на дальний конец пляжа, туда, где не было людей. И там просидел несколько часов, пока все не заснули. Тогда я переоделся и вышел на горную тропу, по которой можно было часа за два дойти до заброшенной греческой деревни. Одежду, в которой пришел на пляж, телефон и пустую бутылку из-под виски я оставил на берегу.
Оказавшись в деревне, отправился в самую удаленную ее часть, куда никто из туристов не ходит, и еще раз сменил одежду, надел темные очки и купленный в Москве светлый парик.
Из деревни поехал в Фетхие. Я знал, что по дороге маршрутку иногда останавливают жандармы и проверяют у местных паспорта, а у туристов – регистрационные талоны из гостиницы. Но еще три года назад я заметил, что у англичан талоны почти никогда не спрашивают. Поэтому, дождавшись на остановке компании молодых англичан, я зашел с ними в маршрутку, сел на задний ряд и сделал вид, что сплю. Это сработало. Меня никто не побеспокоил до самого Старого города.
Отсюда я планировал двигаться дальше, в Стамбул, потому что решил, что в большом городе будет намного проще затеряться и устроиться на работу. Какую именно работу искать и как на нее устроиться, я совершенно не представлял, оставляя эти мысли на будущее. Вот в таком отчаянии от своей жизни я был тогда, можете вообразить.
Но в Фетхие меня ждало ужасное открытие. Дело в том, что я не проверил заранее, как купить междугородний автобусный билет в Турции, и думал, что сделать это так же легко, как доехать от Фетхие до Олюдениза. Но оказалось, что для этого нужен паспорт.
К тому времени я очень устал, потому что не спал ночь и очень нервничал. Наверное, надо было попытаться доехать до Стамбула автостопом, но сил на это не оставалось, и я просто бродил туда-сюда по Старому городу и мечтал оказаться в безопасном месте, где можно хотя бы выспаться.
Под вечер я свернул с главной туристической улицы куда-то вбок и увидел магазин ковров. Пожилой хозяин, господин Халиль, принял меня за англичанина и позвал наверх смотреть самые дорогие ковры. Он объяснял мне на английском, что это остатки его бизнеса: заниматься коврами стало невыгодно, и теперь он хотел распродать их поскорее, а также рассказывал о коврах, о своих проблемах и о том, как сложно найти хорошего помощника.
И тогда я вдруг сказал ему на турецком:
– Я могу быть вашим помощником. Знаю английский, турецкий, русский и немного немецкий. Еще я могу делать уборку в магазине и сторожить его.
Господин Халиль удивился и спросил:
– Тебе негде жить? Или ты сбежал от полиции?
Я так устал, что сказал правду:
– И то, и другое, и еще больше.
– Хм, ну что же, здесь нечего воровать, кроме ковров. Но ты и не будешь воровать их, потому что с ними сложно убежать. А ты очень боишься, что тебя поймают. Оставайся. Как тебя зовут?
Я не хотел называть настоящее имя и молчал. Господин Халиль понимающе кивнул:
– Скажи, когда придумаешь.
Он показал мне угол, где можно было лечь. Я снял парик, упал на ковры и сразу же уснул.
Первые недели я боялся, что сейчас придет полиция и депортирует меня в Россию или что очередным посетителем окажется какой-нибудь знакомый. Но потом привык.
Я вставал в 8:00 по будильнику, умывался, завтракал, проветривал помещение и открывал лавку ровно в 10:00. До полудня ко мне заглядывали только случайные туристы – те, что уже выехали из гостиницы и в ожидании самолета искали дешевые и легкие безделушки. После обеда начиналась настоящая работа. Я «стрелял глазами»
Господин Халиль являлся к вечеру узнать, как дела. В удачные дни, когда я продавал ковер, он платил мне какие-то деньги. Маловато, но на еду хватало.
Вечером мы с ним вместе закрывали лавку и я убирался, в то время как господин Халиль разводил кальян и ждал меня, чтобы поговорить о видах плетения ковров, окраске, типах узоров и прочем. Это было очень скучно, но мне приходилось слушать его.
Еще господин Халиль рассказывал о своем детстве и юности и о том, как пришел в этот бизнес. Причем начал он с середины, дошел до конца, вернулся к началу, так что пересказать его историю, как вы просите, будет очень сложно. И чтобы не путаться, я напишу о жизни господина Халиля отдельный документ.
Около полуночи мы прощались – господин Халиль уходил домой, а я, в зависимости от настроения и наличия денег, ложился спать или шел на прогулку. К осени я все чаще выбирал прогулку. Это помогало отвлечься.
Ведь положение мое было ужасно: у меня не было ни паспорта, ни денег. Я ушел из старой жизни, но не мог начать новую. Я утонул в Эгейском море и хожу теперь без имени по перешейку между мирами. Ковровая лавка господина Халиля стала для меня тюрьмой. А в тюрьме все дни похожи, и нет ни вчера, ни завтра.