Кофе с перцем и солью

В низине в центре города скопились бедные кварталы — неряшливые жилые дома с закопченными стенами, заводы и фабрики, грошовые кабаки и самые отвратительные притоны… Но о последних леди вроде меня, разумеется, знать было не положено. Единственное, что, на мой взгляд, оправдывало существование Смоки Халлоу — это мост через Эйвон.

Именно через него мы сейчас и переправлялись.

Солнце уже угнездилось высоко в небе — бледно-желтый сияющий шар. Над городом начала вновь скапливаться серая дымка, из-за которой Бромли называли иногда «Большой Коптильней». Мусора и пятен горючего с высоты, в сиянии отраженных солнечных лучей, видно не было, и поэтому речная гладь казалась выплавленной из блестящей голубоватой стали. Справа, за едва оперившимися зеленой листвой деревьями, чернели высокие фабричные трубы. Слева, на оставшемся уже довольно далеко позади берегу сгрудились бедняцкие домишки с развешанным на крышах цветастым бельем и убогими чахлыми геранями на окнах. Мост взмывал на мощных опорах высоко в небо, а потом — плавно опускался по дуге. На материке «Горб Эйвона» почитали за чудо света, и во многих научных трудах доказывалась невозможность его существования. Однако мост уже пятьдесят лет стоял себе и, образно выражаясь, плевать хотел свысока на все окрики недоверчивых.

Под уклон омнибус покатился веселее. Спустя четверть часа река осталась позади, и мы вплотную приблизились к Ист-хилл. Мне, к сожалению, нужно было сойти чуточку раньше, чтобы попасть на Барбер-лейн. Здесь и располагался любимый мною парикмахерский салон — одно из немногих мест, где леди с моим положением в обществе могла сделать стрижку за весьма умеренную цену. В «Локоне Акваны» трудились лучшие мастера своего дела, способные при помощи одних только ножниц сотворить настоящее произведение искусства. К сожалению, умельцы, работающие под началом мистера Паттерсона, никогда не выезжали к клиенту на дом — и в этом было особое очарование салона.

Выходя из омнибуса, я немного отвлеклась и наступила на подол платья немолодой женщины — явной обитательницы не самых благополучных районов, если не трущоб. Типичная гипси — закутанная в десяток разноцветных шалей, с тяжелыми золотыми кольцами в ушах, с корзинкой, полной мелочей, на локте, загорелая и с немытыми темными волосами.

— Смотри, куда прешь, ворона черная! — разразилась она хриплой бранью. — Раз сама вся из себя франтиха — и по сторонам глядеть не надо, что ли?

— Простите, — сдержанно извинилась я, отступая с разошедшегося по шву подола. Ну и ветхая же ткань… Может, ссудить бедную женщину монеткой-другой? Хм… наличных денег я с собой не взяла, а с чеком в приличный банк такую особу не пропустят. — Не заметила…

— Прям такая я неприметная! — фыркнула гипси, одергивая драную юбку, и наградила меня жгучим взглядом, не предвещающим ничего хорошего. — Вон, платье все изодрала! У-у, так бы и врезала! Что люди скажут — Зельда-гадалка, как попрошайка, в рванье ходит?

— А вы меньше слушайте, что говорят, — посоветовала я, ускоряя шаг. Зонтик-трость застучал по мостовой сердито. Заводилась я быстро — фамильный нрав Валтеров. Тем более шантажисты мне не нравились никогда, а беседа скатывалась именно к вымогательству — это, простите за каламбур, и к гадалке не ходи. — Простите, я спешу.

Гипси сплюнула на землю и забежала на дорогу вперед меня, преграждая дорогу.

— Э, нет, птичка моя, — она уперла руки в бока и сощурилась. — Никуда ты не полетишь, покудова не ссудишь мне хайрейн-другой на новые юбки. И лучше по-хорошему.

А вот это мне пришлось уже совсем не по нутру. Я откинула назад вуаль и пристально заглянула в лицо попрошайке. Женщина, не ожидавшая отпора, отступила на шаг назад — «ледяной» взгляд Валтеров, печально известный не меньше, чем тяжелый характер, с моими светло-серыми глазами производил особенно тяжелое впечатление.

— Шли бы вы подобру-поздорову, милочка, — просто посоветовала я, перекладывая из левой руки в правую трость. — Пока стражи порядка не заинтересовались случаем восхитительно наглого вымогательства. Полагаю, вам в каталажке, — я произнесла вульгарное слово почти со смаком, — часто приходится бывать, почти дом родной — иначе чего бы так стремиться опять туда загреметь?

Женщина нахмурилась, от чего ее лицо избороздили глубокие морщины… и молча отступила. Я опустила вуаль и с достоинством направилась в сторону Барбер-лейн, до которой оставалось каких-то пятьдесят ярдов.

— Грубить-то при силе всякий может, — долетело мне в спину злобное. — А ты попробуй погруби, когда кто-то посильней окажется. Исплачешься скоро, стерва благородная — это тебе я, Зельда-гадалка, говорю.

— Да хоть сама покойная королева, — буркнула я себе под нос и пошла своей дорогой, выбрасывая из головы досадное происшествие. Какие только одиозные личности не забредают иногда в Ист-хилл из бедных кварталов — порой диву даешься! И куда смотрят в Городском управлении спокойствия — непонятно.