Кофе в бумажном стаканчике (СИ)

Он взглянул на нее с удивлением, стал щелкать пультом. На экране показались многочисленные папки, в одной из них нашелся старый фильм. Снова пошли титры, зазвучала музыка, замелькали первые кадры — городская улица, ранние утренние сумерки, витрина ювелирного магазина, Одри Хепберн в черном длинном платье, жующая булку и одиноко бредущая по этой улице. Девушка вздохнула с облегчением — она теперь знала, что делать. Во всяком случае, ближайшие полтора часа ей не нужно будет придумывать, о чем с ним разговаривать, а потом она попросится спать. И все закончится, так и не начавшись. Скорее бы. Старый добрый фильм успокоил Надю, тело ее расслабилось. Она подобрала длинные полы халата, забралась с ногами в кресло, закуталась, укрыв тканью маленькие ступни. Сергей весело улыбнулся, наблюдая за ней, отделил от лежавшей на блюде грозди самую большую фиолетово-розовую виноградину и протянул ей. Надя смутилась и поторопилась взять ее — ягода выскользнула из пальцев, покатилась по полу. Она испуганно проводила ее глазами.

Сергей спокойно протянул ей еще одну. Внимательно глядя на него — не делает ли она снова что-то глупое, — девушка наклонила голову и, придерживая его руку своей, осторожно взяла ягоду ртом, чтобы не уронить. Виноградина оказалась неожиданно сладкой — в тысячу раз лучше мороженой ежевики, о которой она так страстно мечтала. Она такой виноград пробовала всего один раз и запомнила его ярко выраженный мускатный привкус — ягода казалась насквозь пропитанной солнцем и вкусом дорогого крепленого вина.

— Можно еще? Безумно вкусно!

От прикосновения ее теплых губ к внутренней стороне ладони Сергея окатила горячая волна. «Что она делает? Воистину, это дитя не ведает, что творит!» Когда она взяла новую ягоду, снова прикоснувшись губами к его пальцам, он не выдержал — притянул к себе за плечи и начал целовать, как несколько дней назад, в машине. Его губы, сладко пахнущие вином и виноградом, стали требовательными. Надя, еще недавно перепуганная и смущенная, вдруг ощутила незнакомое возбуждение и, легко повинуясь его рукам, переместилась к нему на колени, крепко обняв за шею. Его свежий запах вскружил ей голову, недавняя паника исчезла, будто и не было ее, — сбежала, словно кусачая собачонка, трусливо поджав хвост. Осталась только эта комната, и в ней — огромное кожаное кресло, где они так хорошо поместились вдвоем, мерцающий экран, опьяняющий аромат его кожи.

Они целовались очень долго, заново привыкая друг к другу, пробуя друг друга на вкус, пока просто целоваться стало уже невозможно. Сергей развязал пояс ее халата, провел рукой по гладкому животу, широкая ладонь легла на тугую грудь. Надя вздрогнула — горячая мужская ладонь на обнаженной груди ее невообразимо взволновала. Она не знала, что делать дальше, и не могла больше оставаться с этой чужой ладонью, нежно гладившей ее напрягшийся сосок. Ей показалось, что еще чуть-чуть, и жар от его ладони прожжет ее насквозь.

— Пойдем в спальню, — он сказал это едва слышно, слегка касаясь губами ее уха.

— Пойдем, — она прижалась к нему еще сильнее, никакая сила больше не была способна оторвать ее от его тела, зов природы, наконец, победил все страхи.

Он легко поднялся с кресла вместе с ней, подхватив ее на руки, в спальне уложил в кровать, лег рядом. Его тело пылало, будто у него внезапно поднялась температура. Пытаясь взять паузу, словно перед прыжком в пропасть, Надя попросила его остановиться и сказала, что хочет его поцеловать не торопясь. Она столько раз представляла в своих мыслях, что делает это так, как ей хочется, что сейчас не могла себе поверить — это, наконец, случилось. Она медленно гладила его щеки, волосы, трогала уши, касалась губами лица, чувствуя жесткие ресницы и чуть влажные веки. Неужели она совсем недавно хотела сбежать от него? Это немыслимо! Лучше сразу перестать существовать. Как же она его любит! Он некоторое время лежал, замерев, будто пытался осознать, что она с ним так неумело делала, потом провел руками по ее спине и бедрам и снова настойчиво прижался к ее губам, мешая дышать. Сердце его забилось рывками, будто хотело выскочить прочь, он стал неудержимо порывистым, уверенно вовлекая девушку в собственный ритм движений.

Она сдалась, подчинившись, ей показалось, что вокруг начал стремительно зарождаться ураган, в эпицентре которого постепенно исчезали недавние сомнения, и в эти минуты они остались последними живыми людьми на всей земле, которым был подарен только этот вечер. Надо было успеть почувствовать друг друга, изучить, попробовать, запомнить вкус и запах — пока этот ураган окончательно не уничтожил их. Их движения, биения сердец, сбивчивые дыхания постепенно слились в один непрерывный поток. Она знала, что совсем скоро в ее жизни впервые произойдет нечто очень важное, чему еще не было объяснения, но после чего она изменится навсегда, и торопилась достичь этой вершины, и непроизвольно торопила его. Появилась уверенность в том, что происходящее было предельно важным. Если бы этого не случилось, они бы оба, наверное, погибли, не дожив до утра.